[Lika_k]

Gottfried Benn
Ikarus
O Mittag, der mit heißem Heu mein Hirn
zu Wiese, flachem Land und Hirten schwächt,
daß ich hinrinne und, den Arm im Bach,
den Mohn an meine Schläfe ziehe –
o du Weithingewölbter, enthirne doch
stillflügelnd über Fluch und Gram
des Werdens und Geschehns
mein Auge.
Noch durch Geröll der Halde, noch durch Land-aas,
verstaubendes, durch bettelhaft Gezack
der Felsen – überall
das tiefe Mutterblut, die strömende
entstirnte
matte
Getragenheit.

Das Tier lebt Tag um Tag
und hat an seinem Euter kein Erinnern
der Hang schweigt seine Blume in das Licht und wird zerstört.

Nur ich, mit Wächter zwischen Blut und Pranke,
ein hirnzerfressenes Aas, mit Flüchen
im Nichts zergellend, bespien mit Worten,
veräfft vom Licht –
o du Weithingewölbter,
träuf meinen Augen eine Stunde
des guten frühen Voraugenlichts –-
schmilz hin den Trug der Farben, schwinge
die kotbedrängten Höhlen in das Rauschen
gebäumter Sonnen, Sturz der Sonnen-sonnen,
o aller Sonnen ewiges Gefälle –

Gottfried Benn
Ikarus
O noontime, whose warm hay lowers my brain
to the field, the flatlands, and pastoral settings,
so that I run down, my arm in the creek,
Drawing the poppy to my forehead —
great overarching one, dislocate my eye,
still flying above the curses and the grief
of becoming and being.
Still through mountain pebbles, through carrion of the countryside,
through dusty, begging serrations
of the rocks — everywhere the
Deep maternal blood, the streaming
defiant
dull
sustenance.

An animal lives day by day
Its udder possessed of no memory,
The hillside silently exposes its bloom to the light
and is destroyed.

Only I, with a watchman between blood and claw,
Carrion with a picked-brain, with curses
Flung into the void, spat upon with words,
Aped by light —
o great overarching one
Drop one hour into my eyes
The beautiful early light that no eyes saw –
dissolve the deceit of colors, sway
the shit-encrusted caves in the noise
of the sylvan suns, in the fall of the suns of suns,
O eternal fall of all suns.

S.H. transl.

Готфрид Бенн
Икар
I
О полдень, жарким сеном размягчи
Мой мозг и в луг и стадо переплавь, —
Чтоб весь истек я, чтоб в волнах ручья
Висок себе ласкал я стеблем мака…
О купол необъятный, приглуши
Крылом бесшумным муку и проклятье
Всего, что будет, и всего, что есть,
Пусть волею твоей безмозглым станет
Мой взгляд.
Еще в моренных глыбах, в царстве гадов
И праха, в сирых нищенских скелетах
Скалистых гребней — всюду
Потоком ровным —
Беззлобная,
Безлобая
Несомость.
Зверь день за днем живет себе
И, к вымени припав, ни дня не помнит.
Скала цветок возденет молча к небу.
И так же молча рухнет.
Лишь мне меж кровью и когтистой лапой
Поставлен страж, и я всего лишь падаль,
Источенная мозгом и истошно
Орущая проклятья в пустоту, —
Оплеван словом, одурачен светом…
О купол необъятный,
Пролей в глаза мне хоть на час единый
Предвечный добрый свет — не свет очей!
Расплавь бесстыдство красок! Раствори
Всю гниль притонов наших в грозном гуле
Вздыбленных солнц! О гром солнцепаденья!
О нескончаемый солнцеворот!

II
И мозг и ноги пожирают прах.
Коль был бы глаз мой кругл и завершен,
Тогда сквозь веки ворвалась бы ночь,
Кусты, любовь…
Из недр твоих, о сладкая животность,
Из темноты твоей, мохнатый сон,
Я должен снова подниматься в мозг,
По всем извивам —
Последний tête-à-tête.

пер. А. Карельский

supposedly Pieter Brueghel the Elder (1526/1530–1569) - Landscape with the Fall of Icarus


also see:
W. H. Auden - Musee des Beaux Arts
William Carlos Williams - Landscape with the Fall of Icarus

@темы: б, art, deutsche, b, a, links, 20, w, pittura, auden, w.h., renaissance northern, english-american, english: anglo-american

---

[Lika_k]

Леопольд Стафф (1878-1957)
Пастушка
Четырехлетняя, с серьезностью ребенка
По лугу топкому или меже сырой
Пастушка семенит рассветною порой,
На вырост кофточка и до земли юбчонка.

Цветная ленточка в ее косичке тонкой,
В платочке к поясу привязан хлеб сухой,
Шагает с важностью, сжимая прут рукой
И колос золотой держа другой ручонкой.

А гуси движутся, как лодки среди плеса,
И шея каждого, как белый знак вопроса:
Она ль их стережет, они ль ее ведут,

Храня от всяких бед, следя, чтоб вербный прут
Не уронила вдруг, и, полные заботы,
К ней обращают взгляд, достигнув поворота.

пер. Н. Зимина

@темы: polish, 20, staff, leopold, с (rus)

---

[Lika_k]

Czeslaw Milosz
So Little (From the Rising of the Sun)
I said so little.
Days were short.

Short days.
Short nights.
Short years.

I said so little.
I couldn't keep up.

My heart grew weary
From joy,
Despair,
Ardor,
Hope.

The jaws of Leviathan
Were closing upon me.

Naked, I lay on the shores
Of desert islands.

The white whale of the world
Hauled me down to its pit.

And now I don't know
What in all that was real.

Berkeley, 1969

transl. by Czeslaw Milosz and Lillian Vallec

@темы: polish, m, 20, milosz, czeslaw

---

[Lika_k]

Арсений Тарковский
Пауль Клее
Жил да был художник Пауль Клее
Где-то за горами, над лугами.
Он сидел себе один в аллее
С разноцветными карандашами,
Рисовал квадраты и крючочки,
Африку, ребенка на перроне,
Дьяволенка в голубой сорочке,
Звезды и зверей на небосклоне.

Не хотел он, чтоб его рисунки
Были честным паспортом природы,
Где послушно строятся по струнке
Люди, кони, города и воды,

Он хотел, чтоб линии и пятна,
Как кузнечики в июльском звоне,
Говорили слитно и понятно.
И однажды утром на картоне

Проступили крылышки и темя:
Ангел смерти стал обозначаться.
Понял Клее, что настало время
С музой и знакомыми прощаться.

Попрощался и скончался Клее.
Ничего не может быть печальней!
Если б Клее был намного злее,
Ангел смерти был бы натуральней,

И тогда с художником все вместе
Мы бы тоже сгинули со света,
Порастряс бы ангел наши кости!
Но скажите мне: на что нам это?

На погосте хуже, чем в музее,
Где порой вы бродите, живые,
И висят рядком картины Клее -
Голубые, желтые, блажные...

Paul Klee, Rose Garden

@темы: art, т, deutsche, 20, k, pittura, expressionism, к (rus), russian

---

[Lika_k]

Georg Trakl
Die Raben
Über den schwarzen Winkel hasten
Am Mittag die Raben mit hartem Schrei.
Ihr Schatten streift an der Hirschkuh vorbei
Und manchmal sieht man sie mürrisch rasten.

O wie sie die braune Stille stören,
In der ein Acker sich verzückt,
Wie ein Weib, das schwere Ahnung berückt,
Und manchmal kann man sie keifen hören

Um ein Aas, das sie irgendwo wittern,
Und plötzlich richten nach Nord sie den Flug
Und schwinden wie ein Leichenzug
In Lüften, die von Wollust zittern.

Georg Trakl
The Ravens
Over the black corner at midday
The ravens rush with hard cry.
Their shadow streaks past the doe
And sometimes they are seen in sullen rest.

O how they disturb the brown silence
Of a field lying ecstatic with itself,
Like a woman ensnared by heavy intuition,
And sometimes one can hear their nagging

Around a carcass scented out somewhere,
And suddenly their flight bends northward
And disappears like a funeral procession
Into winds that tremble with lust.

(c) Jim Doss & Werner Schmitt + 1

Георг Тракль
Вороны
Над чёрным лесом мелькая,
ВОроны рассерженно голосят.
Их тени, скользя, олененка когтят,
И опускается мрачная стая.

О, как они бурой тишине мешают,
Где пашня нежит семена,
Как упоённая предчувствием жена;
Как перебранкой своей оглашают,

Разрывая падаль на части.
И вдруг на север наугад,
Как похоронная процессия летят,
И воздух содрагается от страсти.

пер. Вл. Летучий

@темы: т, t, links, 20, deutsche-oesterreichisch, trakl, georg, expressionism

---

[Lika_k]

Хорхе Луис Борхес
Cон
Ночь поручает спящим колдовское
заданье -- распустить весь этот мир,
его бесчисленные разветвленья
причин и следствий, тонущих в бездонном
круговороте мчащихся времен.
Ночь хочет, чтобы за ночь ты забыл
себя, происхождение и предков,
любое слово, каждую слезу,
все, чем могло бы обернуться бденье,
немыслимую точку геометров,
прямую, плоскость, пирамиду, куб,
цилиндр и сферу, океан и волны,
подушку под щекою, тонкость свежих
простынь...
империи, их цезарей, Шекспира
И -- самый тяжкий труд -- свою любовь
Как странно: этот розовый кружок стирает космос, воздвигая хаос.
Пер. Б. Дубин

@темы: б, 20, latinoamericano, borges, jorge luis

---

[Lika_k]

Claude McKay
The White City
I will not toy with it nor bend an inch.
Deep in the secret chambers of my heart
I muse my life-long hate, and without flinch
I bear it nobly as I live my part.
My being would be a skeleton, a shell,
If this dark Passion that fills my every mood,
And makes my heaven in the white world's hell,
Did not forever feed me vital blood.
I see the mighty city through a mist--
The strident trains that speed the goaded mass,
The poles and spires and towers vapor-kissed,
The fortressed port through which the great ships pass,
The tides, the wharves, the dens I contemplate,
Are sweet like wanton loves because I hate.

@темы: m, 20, english-american, harlem renaissance

---

[Lika_k]

Федерико Гарсиа Лорка
А потом
Прорытые временем
лабиринты -
исчезли.

Пустыня -
осталась.

Немолчное сердце -
источник желаний -
Иссякло.

Пустыня -
осталась.

Закатное марево
И поцелуи -
пропали.

Пустыня -
осталась.

Умолкло, заглохло,
остыло, иссякло,
Исчезло.

Пустыня -
осталась.

пер. М. Цветаева

@темы: espanol, ц, л, 20, lorca, russian

---

[Lika_k]

Antonio Machado
Yo voy soñando caminos
Yo voy soñando caminos
de la tarde. ¡Las colinas
doradas, los verdes pinos,
las polvorientas encinas!…
¿Adónde el camino irá?
Yo voy cantando, viajero
a lo largo del sendero…
-la tarde cayendo está-.
“En el corazón tenía
la espina de una pasión;
logré arrancármela un día:
“ya no siento el corazón”.

Y todo el campo un momento
se queda, mudo y sombrío,
meditando. Suena el viento
en los álamos del río.

La tarde más se oscurece;
y el camino que serpea
y débilmente blanquea
se enturbia y desaparece.

Mi cantar vuelve a plañir:
“Aguda espina dorada,
quién te pudiera sentir
en el corazón clavada”.

Antonio Machado
I dream my way
I dream my way
down evening roads.
Gold hills, green pines,
and dusty oaks…
Where can the road be leading?
I sing my way along,
the road stretches away,
evening is coming on.
"Love pierced my heart
with its thorn.
One day I got it out—
now the heart s numb."
And the land all about
grows dim and still,
ingathered for a moment.
There are sounds of wind
in the river poplars.
The dusk begins to gather
and the twisting road,
still glimmering faintly,
blurs over and is gone.
My soul laments once more:
"Sharp golden thorn,
if only I could feel you
piercing my heart."

transl. by Alan S. Trueblood

(c)

@темы: espanol, links, m, 20

---

[Lika_k]

Владислав Ходасевич
Белые башни
Грустный вечер и светлое небо,
В кольце тумана блестящий шар.
Темные воды — двойное небо...
И был я молод — и стал я стар.

Темные ели, обрывный берег
Упали в воды и вглубь вошли.
Столб серебристый поплыл на берег,
На дальний берег чужой земли.

Сердцу хочется белых башен
На черном фоне ночных дерев...
В выси воздушных, прозрачных башен
Я буду снова безмерно нов!

Светлые башни! Хочу вас видеть
В мерцанье прозрачно-белых стен.
В небо ушедшие башни видеть,
Где сердцу — воля и сладкий плен!

Белые башни! Вы — знаю — близко,
Но мне незримы, и я — один...
...Губы припали так близко, близко,
К росистым травам сырых ложбин...

@темы: 20, х (rus), khodasevich, vladislav, russian

---

[Lika_k]

Wallace Stevens (1879-1955)
The Snow Man
One must have a mind of winter
To regard the frost and the boughs
Of the pine-trees crusted with snow;

And have been cold a long time
To behold the junipers shagged with ice,
The spruces rough in the distant glitter

Of the January sun; and not to think
Of any misery in the sound of the wind,
In the sound of a few leaves,

Which is the sound of the land
Full of the same wind
That is blowing in the same bare place

For the listener, who listens in the snow,
And, nothing himself, beholds
Nothing that is not there and the nothing that is.

-- from Harmonium , 1923
(c)

@темы: s, links, 20, english-american, stevens, wallace

---

[Lika_k]

Иосиф Бродский
Проплывают облака
Слышишь ли, слышишь ли ты в роще детское пение,
над серебряными деревьями звенящие, звенящие голоса,
в сумеречном воздухе пропадающие, затихающие постепенно,
в сумеречном воздухе исчезающие небеса?
Блестящие нити дождя переплетаются среди деревьев
и негромко шумят, и негромко шумят в белесой траве.
Слышишь ли ты голоса, видишь ли ты волосы с красными гребнями,
маленькие ладони, поднятые к мокрой листве?
"Проплывают облака, проплывают облака и гаснут..." -
это дети поют и поют, черные ветви шумят,
голоса взлетают между листьев, между стволов неясных,
в сумеречном воздухе их не обнять, не вернуть назад.
Только мокрые листья летят на ветру, спешат из рощи,
улетают, словно слышат издали какой-то осенний зов.
"Проплывают облака..." - это дети поют ночью, ночью,
от травы до вершин всё - биение, всё - дрожание голосов.
Проплывают облака, это жизнь проплывает, проходит,
привыкай, привыкай, это смерть мы в себе несем,
среди черных ветвей облака с голосами, с любовью...
"Проплывают облака..." - это дети поют обо всем.
Слышишь ли, слышишь ли ты в роще детское пение,
блестящие нити дождя переплетают звенящие голоса,
возле узких вершин в новых сумерках, на мгновение
видишь сызнова, видишь сызнова угасающие небеса?
Проплывают облака, проплывают, проплывают над рощей,
где-то льется вода, только плакать и петь, вдоль осенних оград,
всё рыдать и рыдать, и смотреть всё вверх, быть ребенком ночью,
и смотреть все вверх, только плакать и петь, и не знать утрат.
Где-то льется вода, вдоль осенних оград, вдоль деревьев неясных,
в новых сумерках пенье, только плакать и петь, только листья сложить.
Что-то выше нас, что-то выше нас проплывает и гаснет,
только плакать и петь, только плакать и петь, только жить.

1961

@темы: б, 20, brodsy, joseph, russian

---

[Lika_k]

Patrick Kavanagh (1904-1967)
Epic
I have lived in important places, times
When great events were decided, who owned
That half a rood of rock, a no-man's land
Surrounded by our pitchfork-armed claims.
I heard the Duffeys shouting "Damn your soul"
And old McCabe stripped to the waist, seen
Step the plot defying blue cast-steel --
"Here is the march along these iron stones".
That was the year of the Munich bother. Which
Was more important? I inclined
To lose my faith in Ballyrush and Gortin
Till Homer's ghost came whispering to my mind.
He said: I made the Iliad from such
A local row. Gods make their own importance.

@темы: 20, k, english-british, english-british-irish

---

[Lika_k]

Иосиф Бродский
Песенка
По холмам поднебесья,
по дороге неблизкой,
возвращаясь без песни
из земли италийской,
над страной огородов,
над родными полями
пролетит зимородок
и помашет крылами.

И с высот Олимпийских,
недоступных для галки,
там, на склонах альпийских,
где желтеют фиалки, --
хоть глаза ее зорки
и простор не тревожит, --
видит птичка пригорки,
но понять их не может.

Между сосен на кручах
птица с криком кружится
и, замешкавшись в тучах,
вновь в отчизну стремится.
Помнят только вершины
да цветущие маки,
что на Монте-Кассино
это были поляки.

@темы: б, 20, brodsy, joseph, russian

---

[Lika_k]

Rabindranath Tagore
Lost Star
When the creation was new and all the stars shone in their first
splendor, the gods held their assembly in the sky and sang
`Oh, the picture of perfection! the joy unalloyed!’
But one cried of a sudden
—-`It seems that somewhere there is a break in the chain of light
and one of the stars has been lost.’
The golden string of their harp snapped,
their song stopped, and they cried in dismay
—-`Yes, that lost star was the best,
she was the glory of all heavens!’
From that day the search is unceasing for her,
and the cry goes on from one to the other
that in her the world has lost its one joy!
Only in the deepest silence of night the stars smile
and whisper among themselves
—-`Vain is this seeking! unbroken perfection is over all!’

@темы: t, 20, english-other, tagore, rabindranath

---

[Lika_k]

Дан Пагис
Маленькая поэтика
Ты можешь писать что угодно,
например, что, и что.
Любыми буквами, какие найдешь,
всеми значками, что вырастишь на них.

Надо бы, конечно, проверить,
этот голос - твой голос?
Руки - твои ли руки?

Коль так, заключи свой голос в темницу,
сложи свои руки и слушай
голос
чистой страницы.

пер. Шломо Крол (sentjao)

@темы: 20, krol, shlomo (sentjao), hebrew/israeli, п

---

[Lika_k]

Trumbull Stickney
Be still. The Hanging Gardens were a dream
That over Persians roses flew to kiss
The Curled lashes of the Semiramis.
Troy never was, nor green Skamander stream.
Provence and Troubadour are merest lies.
The glorious hair of Venice was a beam
Made within Titian’s eye. The sunsets seem,
The world is very old and nothing is.
Be still. Thou foolish thing, thou canst not wake,
Nor thy tears wedge thy soldered lids apart,
But patter in the darkness of thy heart.
Thy brain is plagued. Thou art a frightened owl
Blind with the light of life thou’ldst not forsake,
And Error loves and nourishes thy soul.

(from “Dramatic Verses” 1902)

@темы: s, 20, english-american

---

[Lika_k]

Federico Garcia Lorca
Agosto
Agosto.
Contraponientes
de melocotón y azúcar,
y el sol dentro de la tarde,
como el hueso en una fruta.

La panocha guarda intacta
su risa amarilla y dura.

Agosto.
Los niños comen
pan moreno y rica luna.

Федерико Гарсиа Лорка
Август
Персик зарей подсвечен,
И сквозят леденцы стрекоз.
Входит солнце в янтарный вечер,
Словно косточка в абрикос.
И смеется, налит, початок
Смехом желтым, как летний зной.
Снова август.
И детям сладок
Смуглый хлеб со спелой луной.

пер. Анатолий Гелескул

@темы: espanol, л, 20, lorca, l

---

[Lika_k]

Langdon Smith
Evolution
When you were a tadpole and I was a fish
In the Paleozoic time,
And side by side on the ebbing tide
We sprawled through the ooze and slime,
Or skittered with many a caudal flip
Through the depths of the Cambrian fen,
My heart was rife with the joy of life,
For I loved you even then.

Mindless we lived and mindless we loved
And mindless at last we died;
And deep in the rift of the Caradoc drift
We slumbered side by side.
The world turned on in the lathe of time,
The hot lands heaved amain,
Till we caught our breath from the womb of death
And crept into life again.

We were amphibians, scaled and tailed,
And drab as a dead man’s hand;
We coiled at ease ‘neath the dripping trees
Or trailed through the mud and sand.
Croaking and blind, with our three-clawed feet
Writing a language dumb,
With never a spark in the empty dark
To hint at a life to come.

Yet happy we lived and happy we loved,
And happy we died once more;
Our forms were rolled in the clinging mold
Of a Neocomian shore.
The eons came and the eons fled
And the sleep that wrapped us fast
Was riven away in a newer day
And the night of death was passed.

Then light and swift through the jungle trees
We swung in our airy flights,
Or breathed in the balms of the fronded palms
In the hush of the moonless nights;
And oh! what beautiful years were there
When our hearts clung each to each;
When life was filled and our senses thrilled
In the first faint dawn of speech.

Thus life by life and love by love
We passed through the cycles strange,
And breath by breath and death by death
We followed the chain of change.
Till there came a time in the law of life
When over the nursing sod
The shadows broke and the soul awoke
In a strange, dim dream of God.

I was thewed like an Auroch bull
And tusked like the great cave bear;
And you, my sweet, from head to feet
Were gowned in your glorious hair.
Deep in the gloom of a fireless cave,
When the night fell o'er the plain
And the moon hung red o'er the river bed
We mumbled the bones of the slain.

I flaked a flint to a cutting edge
And shaped it with brutish craft;
I broke a shank from the woodland lank
And fitted it, head and haft;
Than I hid me close to the reedy tarn,
Where the mammoth came to drink;
Through the brawn and bone I drove the stone
And slew him upon the brink.

Loud I howled through the moonlit wastes,
Loud answered our kith and kin;
From west to east to the crimson feast
The clan came tramping in.
O'er joint and gristle and padded hoof
We fought and clawed and tore,
And cheek by jowl with many a growl
We talked the marvel o'er.

I carved that fight on a reindeer bone
With rude and hairy hand;
I pictured his fall on the cavern wall
That men might understand.
For we lived by blood and the right of might
Ere human laws were drawn,
And the age of sin did not begin
Til our brutal tusks were gone.

And that was a million years ago
In a time that no man knows;
Yet here tonight in the mellow light
We sit at Delmonico’s.
Your eyes are deep as the Devon springs,
Your hair is dark as jet,
Your years are few, your life is new,
Your soul untried, and yet –

Our trail is on the Kimmeridge clay
And the scarp of the Purbeck flags;
We have left our bones in the Bagshot stones
And deep in the Coralline crags;
Our love is old, our lives are old,
And death shall come amain;
Should it come today, what man may say
We shall not live again?

God wrought our souls from the Tremadoc beds
And furnish’d them wings to fly;
He sowed our spawn in the world’s dim dawn,
And I know that it shall not die,
Though cities have sprung above the graves
Where the crook-bone men made war
And the ox-wain creaks o'er the buried caves
Where the mummied mammoths are.

Then as we linger at luncheon here
O'er many a dainty dish,
Let us drink anew to the time when you
Were a tadpole and I was a fish.

@темы: s, 20, english-american

---

[Lika_k]

Поль Элюар
Свобода
На школьных моих тетрадях
На липовой коре
На зыбком песке на снеге
Я имя твое пишу

На всех прочтенных страницах
На всех пустых листах
Камне крови бумаге и пепле
Я имя твое пишу

На позолоченных рамах
На винтовках солдат
На королевской короне
Я имя твое пишу

На джунглях и на пустыни
На гнездах на кустах
На каждом эхе детства
Я имя твое пишу

На откровеньях ночи
На белом хлебе дней
На первых днях обрученья
Я имя твое пишу

На клочьях моей лазури
На заводи солнце мхе
На озере лунной ртути
Я имя твое пишу

На нивах до горизонта
На быстрых крыльях птиц
На мельнице светотени
Я имя твое пишу

На каждом броске рассвета
На море на кораблях
На безумной горной вершине
Я имя твое пишу

На рыхлой пене тучи
На смертном поте грозы
На затяжном ненастье
Я имя твое пишу

На всех сверкающих формах
На колоколах цветов
На истине бесспорной
Я имя твое пишу

На хитроумных тропах
На торных прямых путях
На уличных столпотвореньях
Я имя твое пишу

На лампе, во тьме зажженной,
На лампе, потухшей к утру
На всех домах приютивших
Я имя твое пишу

На яблоке разделенном
Между зеркалом и жильем
На пустой моей постели
Я имя твое пишу

На псине моем гурмане
На острых его ушах
На лапе его неуклюжей
Я имя твое пишу

На трамплине порога
На знакомых вещах
На пламени благословенном
Я имя твое пишу

На всякой познанной плоти
На лице моих друзей
На каждом рукопожатье
Я имя твое пишу

На окне в котором чудо
На внимательных губах
За чертой молчанья
Я имя твое пишу

На прибежищах разбитых
На рухнувших маяках
На стенах тоски и скуки
Я имя твое пишу

На полном равнодушье
На голом сиротстве моем
На похоронных маршах
Я имя твое пишу

На вернувшемся здоровье
На исчезнувшей беде
На беспамятной надежде
Я имя твое пишу

И мощью его и властью
Я вновь начинаю жить
Рожденный чтоб знать тебя
Чтобы тебя назвать

Свобода.

Пер. О. Седакова

@темы: э, francaise, 20, eluard, paul, surrealism