[Lika_k]

Langston Hughes
Impasse
I could tell you
If I wanted to,
What makes me
What I am.

But I don't
Really want to –
And you don't
Give a damn.

@темы: 20, h, english-american, harlem renaissance

---

[Lika_k]

Франсис Жамм
С дубовым посохом
С дубовым посохом, в плаще, пропахшем сыром,
Ты стадо кроткое овечек гонишь с миром,
Зажав под мышкою небесно-синий зонт,
Туда, где тянется туманный горизонт.
Резвится пес, осел плетется, как во сне,
Бидоны тусклые бряцают на спине.
В селеньях небольших пройдешь пред кузнецами,
Вернешься на гору, покрытую цветами,
Где овцы разбрелись, как белые кусты.
Там мачты кораблей встают из темноты,
Там с лысой шеей гриф летает над горами
И красные огни горят в ночном тумане.
И там услышишь ты, в пространство обратясь,
Над бесконечностью спокойный Божий глас.

пер. Марина Миримская

@темы: francaise, links, 20, 19, symbolism, ж

---

[Lika_k]

Lydia Maria Child
Thanksgiving Day
Over the river, and through the wood,
To grandfather’s house we go;
The horse knows the way
To carry the sleigh
Through the white and drifted snow.

Over the river, and through the wood—
Oh, how the wind does blow!
It stings the toes
And bites the nose
As over the ground we go.

Over the river, and through the wood,
To have a first-rate play.
Hear the bells ring
“Ting-a-ling-ding”,
Hurrah for Thanksgiving Day!

Over the river, and through the wood
Trot fast, my dapple-gray!
Spring over the ground,
Like a hunting-hound!
For this is Thanksgiving Day.

Over the river, and through the wood,
And straight through the barn-yard gate.
We seem to go
Extremely slow,—
It is so hard to wait!

Over the river and through the wood—
Now grandmother’s cap I spy!
Hurrah for the fun!
Is the pudding done?
Hurrah for the pumpkin-pie!

@темы: c, 19, english-american

---

[Lika_k]

Франсис Жамм
Альманах
Корзинку с яйцами оставив, в альманах
Глядит ребенок; там предсказана погода,
Святые названы, и знаки небосвода
Исчислены: Овен, Телец, Лев, Рыбы, Рак...

Простушка бедная, перелистав картинки,
Мечтает, что вверху, где звезды так блестят,
Как на земле, внизу, есть праздничные рынки,
Где продают овец, рыб, раков и ягнят.

И рынка божьего встает пред ней виденье...
И думает она, увидев знак Весов,
Что есть на небесах, как здесь у мясников,
Весы, чтоб взвешивать соль, сыр и прегрешенья...

пер. Вал. Брюсов

@темы: б, francaise, 20, 19, symbolism, ж, russian

---

[Lika_k]

Eavan Boland
Suburban Woman: a Detail
Suddenly I am not certain
of the way I came
or the way I will return,
only that something
which may be nothing
more than darkness has begun
softening the definitions
of my body, leaving

the fears and all the terrors
of the flesh shifting the airs
and forms of the autumn quiet
crying remember us.

@темы: b, 20, english-british-irish

---

[Lika_k]

Зинаида Гиппиус
Страх и Смерть
Я в себе, от себя, не боюсь ничего,
Ни забвенья, ни страсти.
Не боюсь ни унынья, ни сна моего —
Ибо все в моей власти.

Не боюсь ничего и в других, от других;
К ним нейду за наградой;
Ибо в людях люблю не себя... И от них
Ничего мне не надо.

И за правду мою не боюсь никогда,
Ибо верю в хотенье,
И греха не боюсь, ни обид, ни труда...
Для греха — есть прощенье.

Лишь одно, перед чем я навеки без сил, —
Страх последней разлуки.
Я услышу холодное веянье крыл...
Я не вынесу муки.

О Господь мой и Бог! Пожалей, успокой,
Мы так слабы и наги.
Дай мне сил перед Ней, чистоты пред Тобой
И пред жизнью — отваги...

1901

@темы: 20, г (rus), russian

---

[Lika_k]

Paul Celan
This year
does not roar across,
it throws back December, November,
it turns up its wounds,
it opens up to you, young
grave-
well,
twelvemouth.

tr. by Pierre Joris

@темы: c, 20, deutsche-oesterreichisch, celan, paul

---

[Lika_k]

Зинаида Гиппиус
Последнее
Порой всему, как дети, люди рады
И в легкости своей живут веселой.
О, пусть они смеются! Нет отрады
Смотреть во тьму души моей тяжелой.

Я не нарушу радости мгновенной,
Я не открою им дверей сознанья,
И ныне, в гордости моей смиренной,
Даю обет великого молчанья.

В безмолвьи прохожу я мимо, мимо,
Закрыв лицо,— в неузнанные дали,
Куда ведут меня неумолимо
Жестокие и смелые печали.

1900

@темы: 20, г (rus), russian

---

[Lika_k]

Theodore Stephanides
Ghostly Ballad
When the evening sun has set,
Ocean-borne, the silhouette
Of an island reaches high,
Stabbing lance-like at the sky.
And the clouds' candescent blood
Stains the wave top in a flood
Of reflected crimson light.
Onward sweeps relentless night
Till day's lingering colours, banished,
Slowly, one by one, have vanished;
And a gloom succeeds their mirth
Over sea and sky and earth...

Then upon a darkened cape
Softly glides a vaporous shape,
And a maiden fair to see
Stands in lonely misery.
Pale she is as autumn mist
By the rising sun unkissed,
And her limbs transparent gleam
As the flow of mountain stream.
To the sea's encroaching tide
Turns she with her arms flung wide,
And her distant voice is heard
Like the cry of ocean bird:

"Loved one, many a weary year
Did I stand in faith or fear On
the brow of yonder cliff, Waiting
for your homing skiff. Often,
gazing through the gale, Foam-
flakes took I for your sail, But,
like foam upon the wave, Died
my wasted hopes. My grave
Loomed at last, a headstone white,
On that seaward-jutting height
Whence for all those endless years
I had sought you through my tears.
There upon that cliff I lay,
Lingering night and livelong day,
While the west-wind and the sea
Whispered of eternity...

"Yestereve a storm arose
And amid its frenzied throes,
Breakers lashed with fiercer roar
At their age-old foe, the shore.
Quaked the cliff with every blow,
Quaked the overhanging brow,
Till along a widening rift
Its whole margin, torn adrift,
Crashed below into the wave,
Bearing in its fall my grave.
Now upon this wave-worn beach
Which the deep-sea billows reach,
Have my bleaching bones been cast —
Loved one, come to me at last!"

Far away across the the main
Soars a gleam to sink again,
Borne amid the breaker's roar
Ever nearer to the shore.
Ever closer looms that light,
Brightening against the night,
And a distant voice is heard
Like the cry of ocean bird:

"Loved one, on the wind-shaped tide
Sped my skiff to gain your side;
But upon a treacherous reef
Came my fragile barque to grief.
Deep down deep beneath the foam,
All my thoughts to you did home,
But I could not leave the wave
Hemming me in deep=sea grave.
There beneath the tide I lay,
Lingering night and livelong day,
While the west-wind and the sea
Whispered of eternity...

"Ever were my dreams of you:
Wondering if your love was true;
Or if, lip to lip, your breast
Other fingers had caressed.
Ah, how often grew the brine
Bitterer yet with tears of mine,
Welling from my sockets blind
When such visions held my mind!
Year by year, the sand-banks shifted,
Deep-sea currents churned and drifted,
And my hollow bones they bore
Ever nearer to the shore.

"Yestereve a storm arose
And, amid its frenzied throes,
Quaked the very seas with dread
To their dark abysmal bed.
Undertows, amid the shades,
Rasped along the ocean glades,
Raising clods of inky slime
Dormant since the birth of time,
Hustling in their shoreward sweep
Torpid monsters of the deep,
Crushing corallines and shells
And Medusa's crystal bells!

"Mingled with the weeds and stones,
Eddies swirled around my bones,
And the ocean's mighty hand
Urged them on towards the land.
Ah, beloved, it is the day
When our souls shall meet for aye,
When for us relenting Fate
Opens wide a long closed Gate.
Loved one, see, upon the shingle
Now our bones together mingle,
For at last the cruel main
Reunites us both again!"
***
On a slanting surge reclining,
Two clasped forms are seen entwining,
And the breaker lifts them high
As it towers to the sky.
Then two star-flakes, silvery-white,
Glide together through the night,
Till they seem to blend afar —
Brighter than the Evening Star.

(from "Autumn Gleanings: Corfu Memoirs and Poems")

@темы: s, english, 20, theodore stephanides, english-other, helenike

---

[Lika_k]

Зинаида Гиппиус
Петербург
...И не пожрет тебя победный
Всеочищающий огонь —
Нет! Ты утонешь в тине черной,
Проклятый город...
1909. «Петербург»

В минуты вещих одиночеств
Я проклял берег твой, Нева.
И вот, сбылись моих пророчеств
Неосторожные слова.

Мой город строгий, город милый!
Я ненавидел — но тебя ль?
Я ненавидел плен твой стылый,
Твою покорную печаль.

О, не тебя, но повседневность
И рабий сон твой проклял я...
Остра, как ненависть, как ревность,
Любовь жестокая моя.

И ты взметнулся Мартом снежным,
Пургой весенней просверкал...
Но тотчас, в плясе безудержном,
Рванулся к пропасти — и пал.

Свершилось! В гнили, в мутной пене,
Полузадушенный, лежишь.
На теле вспухшем сини тени,
Закрыты очи, в сердце тишь...

Какая мга над змием медным,
Над медным вздыбленным конем!
Ужель не вспыхнешь ты победным
Всеочищающим огнем?

Чей нужен бич, чье злое слово,
Каких морей последний вал,
Чтоб Петербург, дитя Петрово,
В победном пламени восстал?

Апрель 1919
СПб

@темы: 20, г (rus), russian

---

[Lika_k]

Theodore Stephanides
The Haunted Tarn
Sighing reeds and moaning rushes
Sway. The wind that wails and hushes
Stirs the lakelet darkly gleaning
Where a pale mist, upward streaming,
Dims the moonbeams' light.

And a pale ghost skyward gazes,
To each star her arms she raises;
But the heavens, never caring,
Unrelenting roll, unsparing,
Till she sinks from sight.

Then, from out the water peering,
Looms a visage dark and sneering;
And a screech of cruel laughter,
With the echoes jeering after,
Screams across the night!

(from "Autumn Gleanings: Corfu Memoirs and Poems")

@темы: s, english, 20, theodore stephanides, english-other, helenike

---

[Lika_k]

Зинаида Гиппиус
Никогда
Предутренний месяц на небе лежит.
Я к месяцу еду, снег чуткий скрипит.

На дерзостный лик я смотрю неустанно,
И он отвечает улыбкою странной.

И странное слово припомнилось мне,
Я все повторяю его в тишине.

Печальнее месяца свет, недвижимей,
Быстрей мчатся кони и неутомимей.

Скользят мои сани легко, без следа,
А я все твержу: никогда, никогда!..

0, ты ль это, слово, знакомое слово?
Но ты мне не страшно, боюсь я иного...

Не страшен и месяца мертвенный свет...
Мне страшно, что страха в душе моей нет.

Лишь холод безгорестный сердце ласкает,
А месяц склоняется — и умирает.

1893

@темы: 19, symbolism, г (rus), russian

---

[Lika_k]

Marianne Boruch
The First Layer of City
Concerning the lost and so
much of it, the Professor of Antiquities
is on TV again—

Think about that.

I love the word oxymoron like I love the word
hope loving him back such a long way.

The ancients then, via digital pulse. But never
to know except with shovel, brush,
magnifying glass. He dreams out the rest.

The rest is resting in dust. The rest too will

come out of deep down
petrified wood or gold or bronze
fierce, the spear end of it.

Not far, so many winged creatures
sculpted out of flight to peer from a ledge,
their grim human heads turned sideways, desert
a distance, a horizon. Column after column
holding up ago

what made it cool in there, made us all
the first days of the world: lie down,
close your eyes a moment,
listen to the fountain.

The Professor of Antiquities
looks into the camera as into what the Oracle saw
and says you don’t destroy,
you restore. All this time to recover
words for beer, for how-much-you-owe-me, for gods
and king, the body living or in death, what to do,
what’s elegy and next
marked on clay tablets with a stick.

First lost layer of city. Shock-seizure
of flames larger than night
after night some year B.C. burning back
temple or palace until

safe all words, safe,
slow-fired to stone in the lower chamber
when everything, everything else—

(с)

@темы: antiquity, b, links, 21, english-american

---

[Lika_k]

Вячеслав Иванов
Fio, ergo non sum
Жизнь — истома и метанье,
Жизнь — витанье
Тени бедной
Над плитой забытых рун;
В глубине ночных лагун
Отблеск бледный,
Трепетанье
Бликов белых,
Струйных лун;
Жизнь — полночное роптанье,
Жизнь — шептанье
Онемелых, чутких струн...

Погребенного восстанье
Кто содеет
Ясным зовом?
Кто владеет
Властным словом?
Где я? где я?
По себе я
Возалкал!
Я — на дне своих зеркал.
Я — пред ликом чародея
Ряд встающих двойников,
Бег предлунных облаков.

@темы: 20, и/й, russian

---

[Lika_k]

H. D.
Hermes of the Ways
I
The hard sand breaks,
And the grains of it
Are clear as wine.

Far off over the leagues of it,
The wind,
Playing on the wide shore,
Piles little ridges,
And the great waves
Break over it.

But more than the many-foamed ways
Of the sea,
I know him
Of the triple path-ways,
Hermes,
Who awaiteth.

Dubious,
Facing three ways,
Welcoming wayfarers,
He whom the sea-orchard
Shelters from the west,
From the east
Weathers sea-wind;
Fronts the great dunes.

Wind rushes
Over the dunes,
And the coarse, salt-crusted grass
Answers.

Heu,
It whips round my ankles!

II

Small is
This white stream,
Flowing below ground
From the poplar-shaded hill,
But the water is sweet.

Apples on the small trees
Are hard,
Too small,
Too late ripened
By a desperate sun
That struggles through sea-mist.

The boughs of the trees
Are twisted
By many bafflings;
Twisted are
The small-leafed boughs.
But the shadow of them
Is not the shadow of the mast head
Nor of the torn sails.

Hermes, Hermes,
The great sea foamed,
Gnashed its teeth about me;
But you have waited,
Where sea-grass tangles with
Shore-grass.

1914

@темы: d, 20, h, modernism, imagism, english-american

---

[Lika_k]

Давид Самойлов
Бертольд Шварц
(Монолог)
Я, Шварц Бертольд, смиреннейший монах,
Презрел людей за дьявольские нравы.
Я изобрел пылинку, порох, прах,
Ничтожный порошочек для забавы.
Смеялась надо мной исподтишка
Вся наша уважаемая братья:
«Что может выдумать он, кроме порошка!
Он порох выдумал! Нашел занятье!»
Да, порох, прах, пылинку! Для шутих,
Для фейерверков и для рассыпных
Хвостов павлиньих. Вспыхивает – пых! –
И роем, как с небесной наковальни,
Слетают искры! О, как я люблю
Искр воркованье, света ликованье!..

Но то, что создал я для любованья,
На пагубу похитил сатана.
Да, искры полетели с наковален,
Взревели, как быки, кузнечные меха.
И оказалось, что от смеха до греха,
Не шаг – полшага, два вершка, вершок.
А я – клянусь спасеньем, боже правый! –
Я изобрел всего лишь для забавы
Сей порох, прах, ничтожный порошок!

Я, Шварц Бертольд, смиреннейший монах,
Вас спрашиваю, как мне жить на свете?
Ведь я хотел, чтоб радовались дети.
Но создал не на радость, а на страх!
И порошочек мой в тугих стволах
Обрел вдруг сатанинское дыханье...
Я сотворил паденье крепостей,
И смерть солдат, и храмов полыханье.

Моя рука – гляди! – обожжена,
О, господи, тебе, тебе во славу...
Занем дозволил ты, чтоб сатана
Похитил порох, детскую забаву!
Неужто все, чего в тиши ночей
Пытливо достигает наше знанье,
Есть разрушенье, а не созиданье.
Чей умысел здесь? Злобный разум чей?

@темы: history, 20, с (rus), russian

---

[Lika_k]

Tyler Mills
House of Père Lacroix
I thought I would write a novel
about the window with its shadow
set in the two-story house.
Cézanne stands at the sunchoke hedge,
alone and licking a brush
among the tree’s traces of changing shade.
The woman—I named her
and almost saw her—could be
flapping a pillowcase at the shutter
as though fanning a fire
that takes the frame by its walls.
Then, inside, a web-stitch quilt
pulls across a poster bed.
The house would be preparing
for wedding guests, Lacroix in the garden
spading a strawberry plant
to move the woolen roots.
Did Cézanne have nothing
to do with the people
he kept within the roof?—a flat red slant
marked by the slash of branches.
There is a close mess of buttered brushstrokes.
The house set back in dashes of leaves—
a perplexing green—guards a
shadow that could almost come
to memory, the window empty.

(c)

The House of Pere Lacroix in Auvers, 1873 - Paul Cezanne

(c)

@темы: c, art, francaise, links, m, 19, pittura, 21, english-american

---

[Lika_k]

Вячеслав Иванов
De profundis
Кто б ни был, мощный, ты, царь сил — Гиперион,
Иль Митра, рдяный лев, иль ярый Иксион,
На жадном колесе распятый,
Иль с чашей Гелиос, иль с луком Аполлон,
Иль Феникс на костре, иль в пламенях дракон,
Свернувший звенья в клуб кольчатый, —

Иль всадник под щитом на пышущем коне,
Иль кормщик верхних вод в сияющем челне,
Иль ветхий днями царь, с востока,
В лучах семи тиар, на жаркой четверне,
Вращаешь ты, летя к лазурной крутизне,
Огонь всевидящего ока, —

Иль, агнцу с крестною хоругвию, дано
Тебе струить из ран эдемское вино,
И льется Кана с выси Лобной,
И копья в снежное вонзаются руно,
Но зрак твой, пронизав мгновенное пятно,
Слепя, встает из сени гробной, —

Кто б ни был ты, жених на пламенных пирах, —
Есть некий бог во мне — так с Солнцем спорит прах
Тебя лучистей и светлее,
Воздушней, чем эфир, рассеянный в мирах,
И снега белого на девственных горах
Пречистой белизной белее!

В родной прозрачности торжественных небес, —
Я жду — из-за моих редеющих завес
Единосущней, соприродней,
Чем ты, о зримый свет, источнику чудес
Вожатый озарит блужданий темный лес:
К нему я звал из преисподней.

@темы: 20, и/й, russian

---

[Lika_k]

Sir Edmund William Gosse (1849–1928)
Lying in the Grass
Between two golden tufts of summer grass,
I see the world through hot air as through glass,
And by my face sweet lights and colors pass.

Before me, dark against the fading sky,
I watch three mowers mowing, as I lie:
With brawny arms they sweep in harmony.

Brown English faces by the sun burnt red,
Rich glowing color on bare throat and head,
My heart would leap to watch them, were I dead!

And in my strong young living as I lie,
I seem to move with them in harmony,—
A fourth is mowing, and that fourth am I.

The music of the scythes that glide and leap,
The young men whistling as their great arms sweep,
And all the perfume and sweet sense of sleep,

The weary butterflies that droop their wings,
The dreamy nightingale that hardly sings,
And all the lassitude of happy things,

Are mingling with the warm and pulsing blood
That gushes through my veins a languid flood,
And feeds my spirit as the sap a bud.

Behind the mowers, on the amber air,
A dark-green beech wood rises, still and fair,
A white path winding up it like a stair.

And see that girl, with pitcher on her head,
And clean white apron on her gown of red,—
Her even-song of love is but half-said:

She waits the youngest mower. Now he goes;
Her cheeks are redder than a wild blush-rose:
They climb up where the deepest shadows close.

But though they pass, and vanish, I am there.
I watch his rough hands meet beneath her hair,
Their broken speech sounds sweet to me like prayer.

Ah! now the rosy children come to play,
And romp and struggle with the new-mown hay;
Their clear high voices sound from far away.

They know so little why the world is sad,
They dig themselves warm graves and yet are glad;
Their muffled screams and laughter make me mad!

I long to go and play among them there;
Unseen, like wind, to take them by the hair,
And gently make their rosy cheeks more fair.

The happy children! full of frank surprise,
And sudden whims and innocent ecstasies;
What godhead sparkles from their liquid eyes!

No wonder round those urns of mingled clays
That Tuscan potters fashioned in old days,
And colored like the torrid earth ablaze,

We find the little gods and loves portrayed,
Through ancient forests wandering undismayed,
And fluting hymns of pleasure unafraid.

They knew, as I do now, what keen delight
A strong man feels to watch the tender flight
Of little children playing in his sight;

What pure sweet pleasure, and what sacred love,
Come drifting down upon us from above,
In watching how their limbs and features move.

I do not hunger for a well-stored mind;
I only wish to live my life, and find
My heart in unison with all mankind.

My life is like the single dewy star
That trembles on the horizon’s primrose-bar,—
A microcosm where all things living are.

And if, among the noiseless grasses, Death
Should come behind and take away my breath,
I should not rise as one who sorroweth;

For I should pass, but all the world would be
Full of desire and young delight and glee,
And why should men be sad through loss of me?

The light is flying; in the silver-blue
The young moon shines from her bright window through:
The mowers are all gone, and I go too.

@темы: g, 20, 19, english-british

---

[Lika_k]

Илья Эренбург
Прости!
Ты простил змее ее страшный яд!
Ты простил земле ее чад и смрад!
Ты простил того, кто Тебя бичевал!
И того, кто Тебя целовал,
Ты простил!
За всё, что я совершил,
И за всё, что свершить каждый миг я готов,
За ветром взрытое пламя,
За скуку грехов
И за тайный восторг покаянья
Прости меня, Господи!

Труден полдень, и страшен вечер.
Длится бой.
За страх мой, за страх человечий,
За страх пред Тобой
Прости меня, Господи!

Я лязг мечей различаю.
Длится бой. Я кричу: «Победи!»
Я кричу, но кому — не знаю.
За то, что смерть еще впереди, —
Прости, прости меня, Господи!

Ноябрь 1915

@темы: э, 20, russian