[Lika_k]

Рикардо Рейс (Фернандо Пессоа)
Вы, что верите в Христа и Марию,
В роднике моем вы воду мутите,
Чтоб сказать: существуют
В мире воды и чище,

Что поят луга, где сладостней время,
И узнать хотите, сего ли мира
И насколько мне в радость
Мой родник и лужайка.

Мне реальность эта дана богами -
Вся вовне меня и всегда мне явна.
Как же мнимость сумеет
Больше быть их даянья?

Так оставьте мне Реальность мгновенья
И богов моих безмятежно-близких,
Обитающих рядом,
А не в Небе пустынном.

Дайте мне пройти язычником путь мой,
Слушая на нем звучанье свирелей
Тростников над рекою,
Что-то шепчущих Пану,

И живите в вашем призрачном мире,
Но оставьте мне мой алтарь бессмертный
И общение зримое
С дружескими богами.

Нет на свете благ прекраснее жизни,
Дайте жить и тем, чья древнее вера
Вашего Иисуса
И Марии скорбящей.

Мне же утешенье дают Деметра,
Аполлон, Венера, Уран прадревний
И перуны, что мечет
Нам Зевес в предвещанье.

пер. Л. Цывьян

@темы: portuguese, 20, pessoa, fernando, п

---

[Lika_k]

Lawrence Durrell
Nobody
You and who else?
Who else? Why Nobody.
I shall be weeks or months away now
Where the diving roads divide,
A solitude with little dignity,
Where forests lie, where rivers pine,
In a great hemisphere of loveless sky:
And your letters will cross mine.

Somewhere perhaps in a cobweb of skyscrapers
Between fifth and sixth musing I'll go,
Matching some footprints in young snow,
Within the loving ambush of some heart,
So close and yet so very far apart...
I don't know, I just don't know.

Two beings watching the skyscrapers fade,
Rose in the falling sleet or
Phantom green, licking themselves
Like great cats at their toilet,
Licking their pawns clean.
I shall hesitate and falter, that much I know.

Moreover, do you suppose, you too
When you reach India at last, as you will,
I'll be back before two empty coffee cups
And you empty chair in our shabby bistro;
You'll have nothing to tell me either, no,
Not the tenth part of a sigh to exchange.
Everything will be just so.
I'll be back along again
Confined in memory, but nothing to report,
Watching the traffic pass and
Dreaming of footprints in the New Your snow.

@темы: d, 20, english-british, durrell, lawrence

---

[Lika_k]

Рикардо Рейс (Фернандо Пессоа)
Трепещет огонек
Ночной лампады,
Меняя облик дома.
Но боги порешили:
Для всех, кто верит в них,
Не дрогнет никогда
В лампаде жизни пламя,
Дабы не исказить
Текучий облик мира;
Для них нетленно-чистым,
Как драгоценный камень,
Извечно совершенный
В спокойствии бесстрастном,
Прекрасное пребудет.

пер. Л. Цывьян

@темы: portuguese, 20, pessoa, fernando, п

---

[Lika_k]

Lawrence Durrell
The Reckoning
Later some of these heroic worshipers
May live out one thrift in a world of options,
The crown of thorns, the bridal wreath of love,
Desires in all their motions.
"As below, darling, so above."
In one thought focus and resume
The thousand contradictions,
And still with a sigh these warring fictions.

Timeless as water into language flowing,
Molten as snow on the burns,
The limbo of half-knowing
Where the gagged conscience twists and turns,
Will plant the flag of their unknowing.

It is not piece we seek but meaning.

To convince at last that all is possible,
That feeble human finite must belong
Within the starry circumference of wonder,
And waking alone at night so suddenly
Realise how careful one must be with hate —
For you become what you hate too much,
As when you love too much you fraction
By insolence the fine delight...

It is not meaning that we need but sight.

@темы: d, 20, english-british, durrell, lawrence

---

[Lika_k]

Рикардо Рейс (Фернандо Пессоа)
Так покоен закат сегодня, о Лидия,
Что почудилось мне, будто жизнь наша замерла.
Этот миг нам даруют,
Верно, боги бессмертные,

Воздавая за то, что мы в осязаемой
Отрешенности плоти веру в богов таим,
И, даря нас наградой,
Позволяют нам, Лидия,

Стать гостями на пиршестве безмятежности,
У мгновенья узнать уменье бесценное,
Как прожить жизнь без боли
За мгновенье единое -

За мгновенье, в которое мы, отрешенные
От печалей земных, впиваем утешную
Олимпийскую радость
Просветленными душами.

Только миг мы с тобою равны небожителям,
Облекаясь покоем, ласковой ясностью,
Безразличием полнясь
Ко всему преходящему.

Как герой бережет венок триумфальный свой,
Так и мы сохраним в морщинистой старости
Эти блеклые лавры
Незабвенного вечера,

Чтоб всегда пред очами было свидетельство,
Что бессмертные боги, смертных, любили нас,
Даровав нам мгновенье,
Олимпийски блаженное.

пер. Л. Цывьян

@темы: portuguese, 20, pessoa, fernando, п

---

[Lika_k]

Lawrence Durrell
Vidourle
River the Roman legionary noosed:
Seven piers whose sharpened fangs
Slide from stone gums to soothe and comb
Where the lustrous nervous water hangs.
A stagnant town: a someone's home-from-home.
If the bored consular ghost should reappear
He would re-pose the question with a sigh,
Find it unanswered still: "What under heaven
Could a Roman find to amuse him here?"
It won't: he's gone on furlough unregretted,
Now powdered with drowsy lilies, hobbled,
Dusted by old Orion the glib waterfloor
A planet-cobbled darkness re-inters
The history the consul found a bore.

Pour sky in water, softly mix and wait,
While birds whistle and sprain and curve...
They must have faltered here at the very gate
Of Gaul, seduced by such provender, such rich turf
Bewitched, and made their sense of duty swerve.
No less now under awnings half asleep
Pale functionaries of a similar sort of creed
All afternoon a river-watching keep,
Two civil servants loitering over aniseed.

@темы: d, 20, english-british, durrell, lawrence

---

[Lika_k]

Рикардо Рейс (Фернандо Пессоа)
Тишайший ветер по полям пустынным
Неслышно пробегает.
От робости, наверно, не от ветра
Едва дрожат травинки.
И облака медлительною цепью
Плывут в высоком небе
Лишь оттого, что шар земной, вращаясь,
Меня от них уносит.
Здесь, в тишине, в спокойствии бескрайнем,
Навек отрину память,
Чтоб не пришла ко мне незваной гостьей
Тоска забытой жизни.
И дней моих обманное теченье
Мне снова будет в радость.

пер. Л. Цывьян

@темы: portuguese, 20, pessoa, fernando, п

---

[Lika_k]

Lawrence Durrell
Chanel
Scent like a river-pilot led me there:
Bedroom darkness spreading like a moss,
The polished wells of floors in blackness
Gave no reflections of the personage,
Or the half-open door, but whispered on:

"Skin be supple, hair be smooth,
Lips and character attend
In mnemonic solitude.
Kisses leave no fingerprints."
"Answer." But no answer came.
"Beauty hunted leaves no clues."

Yet as if rising from a still,
Perfume whispered at the sill,
All those discarded husks of thought
Hanging untenanted like gowns,
Rinds of which the fruit had gone...

Still the long chapter led me on.
Still the clock beside the bed
Heart-beat after heart-beat shed.

@темы: d, 20, english-british, durrell, lawrence

---

[Lika_k]

Рикардо Рейс (Фернандо Пессоа)
Всех равняет закон неминуемой смерти.
Неизвестный судья произнес приговор
Мудрецу и глупцу. Но сейчас карнавал,
И они веселы - в них бурлит и ликует
Жизнь, им данная в долг.

Если знать - это жить, то мудрец - лишь невежда.
О, сколь мало отличен по внутренней сути
Человек от животных! Тсс! Не порти веселья
Обреченным на смерть.

Пусть сплетают венки из поддельных цветов.
Срок, отпущенный им, столь ничтожен и краток;
Только из милосердья свою эфемерность
Не дано им узнать.

пер. Л. Цывьян

@темы: portuguese, 20, pessoa, fernando, п

---

[Lika_k]

Lawrence Durrell
Lesbos
The Pleiades are sinking calm as paint,
And earth's huge camber follows out,
Turning in sleep, the oceanic curve

Defined in concave like a human eye
Or cheek pressed warm in the dark's cheek,
Like dancers to a music they deserve.

This balcony, a moon-annointed shelf
Above a silent garden holds my bed,
I slept. But the dispiriting autumn moon,

In her slow expurgation of the sky
Needs company: is brooding on the dead,
And so am I now, so am I.

@темы: d, 20, english-british, durrell, lawrence

---

[Lika_k]

Рикардо Рейс (Фернандо Пессоа)
Вновь лето, и обманной новизною
Цветы прельщают, и опять нам внове
Зеленый древний цвет
Новорожденных листьев.
Но никогда из бездны неизбывной,
Что немо поглощает все земное,
На свет отрадный дня
Не возвратить ушедших.
Вотще потомки, веря в жизнь иную,
Взывают к тем, кто ни девять запоров
Теперь навек закрыт
В Аиде безотрадном.

И тот, кто средь певцов был богоравен,
Кто глас, к нему взывающий с Олимпа,
Услышал и постиг,
Стал ныне тенью, тленом.
И все ж венки ему сплетайте, ибо
Кто лавров более достоин? Станут
Не трауром они,
Но данью громкой славе.
Над славой ни земля, ни Орк не властны.
И ты, из волн Улиссом вознесенный
О семихолмый остров
Огигия, гордись!
Тем городам семи, что за Гомера
Вступили в спор, и Лесбосу ты равен,
И Фивам семивратным,
Где Пиндар был рожден.

пер. Л. Цывьян

@темы: portuguese, antiquity, 20, pessoa, fernando, п

---

[Lika_k]

Рикардо Рейс (Фернандо Пессоа)
Не хочу принимать даров
Тех, что вы, лицемерные,
Непритворно мне дарите,
Ибо я утеряю их
И утрату свою вдвойне -
За себя и за вас - оплачу.

Лучше уж, посулив дары,
Не спешите мне их отдать -
Легче в будущем ждать утрат,
Чем с тоской вспоминать былые.

Мне останется лишь скорбеть,
Что бегут чередою дни,
Не исполнив моих надежд,
И несут пустоту с собою.

пер. Л. Цывьян

@темы: portuguese, 20, pessoa, fernando, п

---

[Lika_k]

Lawrence Durrell
Byron
The trees have been rapping
At these empty casements for a year,
Have been rapping and tapping and
Repeating to us here
Omens of the defeating wind,
Omens of the defeating mind.

Headquarters of a war
House in a fever-swamp
Headquarters of a mind at odds.

Before me now lies Byron and behind,
Belonging to the Gods,
Another Byron of the feeling
Shown in this barbered hairless man,
Splashed by the candle-stems
In his expensive cloak and wig
And boots upon the dirty ceiling.

Hobbled by this shadow,
My own invention of myself, I go
In wind, rain, stars, climbing
This ladder of compromises into Greece
Which like Notself looms before
My politics, my invention and my war.
None of it nut belongs
To this farded character
Whose Grecian credits are his old excuse
By freedom holding Byron in abuse.

Strange for one who was happier
Tuned to women, to seek and sift
In the heart's simple mesh,
To know so certainly
Under the perfume and the politics
What undertow of odours haunts the flesh:
Could once resume them all
In lines that grave me rest,
And watch the fat fly Death
Hunting the skeleton down in each,
Like hairs in plaster growing,
Promising under the living red the yellow —
I helped these pretty children by their sex
Discountenance the horrid fellow.

I have been a secretary (I sing)
A secretary to love...

In this bad opera landscape
Trees, fevers and quarrels
Spread like sores: while the gilded
Abstractions like our pride and honour
On this brute age close like doors
Which pushing does not budge.

Outside them, I speak for the great average.
My disobedience became
A disguise for a style in a new dress.
Item: a lock of hair.
Item: a miniature, myself aged three,
The innocent and the deformed
Pinned up in ribbons for posterity.

And now here comes
The famous disposition to weep,
To renounce. Picture to yourself
A lord who encircled his life
With women's arms; or another
Who rode through the wide world howling
And searching for his mother.

Picture to yourself a third: a cynic.
This weeping published rock —
The biscuits and the glass of soda-water:
Under Sunium's white cliffs
Where I laboured with my knife
To cut a "Byron" there —
I was thinking softly of my daughter.

A cock to Aesculapius no less...

You will suggest we found only
In idleness and indignation here,
Plucked by the offshore dancers, brigs
Like girls, and ports of call
In our commerce with liberty, the Whore,
Through these unbarbered priests
And garlic-eating captains:
Fame like the only porch in a wall
To squeeze our shelter from
By profit and by circumstance
Assist the rocky nation's funeral.

The humane and the lawful in whom
Art and manners mix, who sent us here,
This sort of figures from a drawing-room
Should be paused themselves once
Under these legendary islands.
A landscape hurled into the air
And fallen on itself: we should see
Where the frail spines of rivers
Soft on the backbone intersect and scribble
These unbarbered gangs of freedom dribble
Like music down a page and come
Ito the valleys with their small
Ordnance which barks and jumps.
I, Byron: the soft head of my heart bumps
Inside me as on vellum drum.

Other enemies intervene here,
Not less where the valet serves
In a muddle of papers and consequences;
Not less in places where I walk alone
With Conscience, the defective: my defences
Against a past which lies behind,
Writing and rewriting to the bone
Those famous letters in my mind.

Time grows short. Now the trees
Are rapping at the empty casements.
Fevers are closing in on us at last —
So long desired an end of service
To the flesh and its competitions of endurance.
There is little time. Fletcher
Tides the bed at dusk and brings me coffee.

You, the speaking and the feeling who come after:
I sent you something once — it must be
Somewhere in Juan — it has not reached you yet.

O watch for this remote
But very self of Byron and of me,
Blown empty on the white cliffs of the mind,
A dispossessed His Lordship writing you
A message in a bottle dropped at sea.

@темы: d, 20, english-british, durrell, lawrence

---

[Lika_k]

Рикардо Рейс (Фернандо Пессоа)
Я помню повесть давнюю, как некогда
Война сжигала Персию,
Как враг жестокий, взяв столицу приступом,
Средь павших стен бесчинствовал...
А в этот страшный час два шахматиста
Играли в шахматы.

Под сенью дерева они склонились
Над старою доской,
И под рукой стоял у каждого
Бокал с вином прохладным,
Чтобы игрок, фигуру передвинув,
Мог жажду утолить,
Пока противник долго размышляет,
Каким ответить ходом.

Горят дома, разрушены святыни,
Разграблены дворцы,
И солдатня средь бела дня бесчестит
Несчастных женщин, стон стоит
На стогнах городских, и в лужах крови
Лежат убитые младенцы...
А здесь, от города неподалеку,
Но далеко от шума битвы,
Над бесконечной партией сидели
Два шахматиста.

И хоть с порывом ветра долетал
К ним отзвук боя, беспокоя
Их души отраженною тревогой,
И хоть на улицах горящих
Враг, овладевший городом, бесчестил
Жен и невинных дев,
И хоть мгновенной скорбной тенью
Их лица омрачались
При беглой мысли о беде сограждан,
От шахматной доски
Они не отрывали ни на миг
Сосредоточенного взгляда.

Ведь если под угрозою король,
Что значат слезы матерей,
Что кровь на копья поднятых младенцев?
И если белая ладья
Ферзя прикрыть не может, что пред этим
Паденье города?
А в миг, когда противник, торжествуя,
С улыбкой объявляет шах,
Ужели душу омрачит, что рядом
В сраженье гибнут юноши?

И даже если на стене садовой
Появится внезапно
Свирепый воин и взмахнет мечом,
Чтоб нанести удар,
Невозмутимый шахматист бесстрастно
Над ходом будет думать,
И если смерть прервет его расчеты,
Он примет смерть спокойно,
Захваченный любимою игрой
Всех безразличных к жизни.

Пусть города горят и гибнут царства,
Пусть мирные народы
Лишаются свободы и богатств,
Влачат оковы рабства,
Но если вдруг война прервет игру,
Не будет шаха королю,
И проходная пешка ненароком
Побьет ладью.

О мои братья в мудром Эпикуре,
Но превзошедшие его
Уменьем жить в согласии с собой,
Нам эта повесть давняя
О двух бесстрастных игроках - урок
Тщеты всего земного.

Нас не волнуют сложные вопросы,
Не тяготят нисколько
Инстинкты, страсти, жажды - ведь они
Вмиг отступают перед
Спокойным бесполезным наслажденьем
От шахматной игры.

Известность, слава, мудрость, жизнь,
любовь -
Вся суета, к которой
Так люди льнут, для нас равны в цене,
Но навсегда пребудет
В нас память об искусных шахматистах,
О сладости победы
Над сильным игроком.

Известность изнуряет, как горячка,
Несносно бремя славы,
Докучна и томительна любовь,
Недостижима мудрость,
Жизнь коротка, исполнена страданий,
И только шахматы
Всю душу отнимают, но ничтожна
Утрата эта и не удручает.

В тени древесной дружественной сидя
С бокалом белого вина
И бесполезному труду игры
Прилежно предаваясь
(Хоть нету ни партнера, ни доски -
Есть только зыбкий полусон),
Мы стародавним персам подражаем
И, если вдруг услышим,
Что родина иль жизнь взывают к нам,
Не отзовемся, не поймем.
В дремоту впав под лиственною сенью,
Тем безразличным игрокам
И безразличным шахматным фигурам
Любой из нас подобен.

пер. Л. Цывьян

@темы: portuguese, 20, pessoa, fernando, п

---

[Lika_k]

Lawrence Durrell
"Je est un autre"
-Rimbaud
He is the man who makes notes,
The observer in the tall black hat
Face hidden in the brim:
He has watched me watching him.

The street-corner in Buda and after
By the post-office a glimpse
Of the disappearing tails of his coat,
Gave the same illumination, spied upon,
The tightness in the throat.

Once too meeting by the Seine
The waters a moving floor of stars,
He had vanished when I reached the door,
But there on the pavement burning
Lay one of his familiar black cigars.

The meeting on the stairway
Where the tide ran clean as a loom:
The betrayal of her, her kisses
He has witnessed them all: often
I hear him laughing in the other room.

He watched me now, working late,
Bringing a poem to life, his eyes
Reflect the malady of De Nerval:
O useless in this old house to question
The mirrors, his impenetrable disguise.

@темы: d, 20, english-british, durrell, lawrence

---

[Lika_k]

Рикардо Рейс (Фернандо Пессоа)
Только такую свободу даруют
Боги - по собственной воле
Произволению их покоряться.
Нам это только во благо:
Ведь в невозможности полной свободы
И существует свобода.

Боги от нас не отличны: над ними
Рок тяготеет извечный,
Хоть в безмятежной, бесстрастной гордыне
Мнится привычно бессмертным,
Что всемогущи они и свободны.

Как и они на Олимпе,
Мы не вольны в своей жизни. Так станем
Строить судьбу, как детишки
Строят дворцы из песка, и возможно,
Что благосклонные боги,
Вознаграждая послушливость нашу,
Нас уравняют с собою.

пер. Л. Цывьян

@темы: portuguese, 20, pessoa, fernando, п

---

[Lika_k]

Lawrence Durrell
To Ping-Kû*, Asleep
You sleeping child asleep, away
Between the confusing world of forms,
The lamplight and the day; you lie
And the pause flows through you like glass,
Asleep in the body of the nautilus.

Between comparison and sleep,
Lips that move in quotation;
The turning of a small blind mind
Like a plant everywhere ascending.
Now out love has become a beanstalk.

Invent a language where the terms
Are smiles, someone in the house now
Only understands warmth and cherish,
Still twig-bound, learning to fly.

This hand exploring the world makes
The diver's deep-sea fingers on the sills
Of underwater windows; all the wrecks
Of our world where the sad blood leads back
Through memory and sense like divers working.

Sleep, my dear, we won't disturb
You, lying in the zones of sleep.
The four walls symbolise love put abut
To hold in silence which so soon brims
Over into sadness: it's still dark.

Sleep and rise a lady with a flower
Between your teeth and a cypress
Between your thighs:surely you won't ever
Be puzzled by a poem or disturbed by a poem
Made like fire by the rubbing of two sticks?

*Ping-Kû - daughter of Lawrence and Nancy - Penelope, lovingly called Ping-Kû

@темы: d, 20, english-british, durrell, lawrence

---

[Lika_k]

Рикардо Рейс (Фернандо Пессоа)
Розы милы мне садов Адониса,
Розы милы мимолетные, Лидия,
Что расцветают с зарей
И до заката умрут.
Свет для них вечен, ведь розы родятся
После рождения солнца и вянут,
Прежде чем Феб завершит
По небу зримый свой бег.
Так обратим нашу жизнь в беззакатный
День и забудем, что вышел из мрака
И снова канет во мрак
Краткий миг бытия.

пер. Л. Цывьян

@темы: portuguese, 20, pessoa, fernando, п

---

[Lika_k]

Lawrence Durrell
Elegy on the Closing of the French Brothels
(For Henry Miller and George Katsimbalis)
I
Last of the great autumnal capitals
Disengaging daily like a sword
The civil codes, behaviour, friendship, love,
In houses of shining glass,
On tablecloths stained with pools of light,
By the rambling river's evening scents
Carried our freight of pain so lightly:
And towards evening when the inkwells overturn
And at last the figure which has sat
Motionless for hours, pours himself out
One glass of moonlight, drinks it, and retires.

By the railway arches a stone plinth.
Under the shadows of the lamps the figures.
So many ways of dividing up the self:
Correspondences moving outwards along a line
Of nerves, the memory of letters
Smelling like apples in an empty cupboard,
And at midnight the pall of clocks,
At odds among themselves, the shuffling
Of innumerable packs of cards where each shall see
One day his face instead of fortune's be.

II
Bound here to the great axis of the sex,
Black source that feeds your manners, gives
Information and vivacity to food and linen,
Determined as the penetration into self-abuse —
For each separation by kisses forges new bonds:
Three or four words on the back of a letter,
Tessa waiting on a corner with all she feels,
Rain glittering in that peacock's eye,
As heavy with sense as a king's letter with seals.

Here the professional observer met you,
The amateur in melancholy,
To the swish of an invisible fountain,
Drinking from a glass under a man on horseback,
Talking to a lady with a poisoned finger.

Women turned over by the mind and each
A proper noun, an act of trespass,
Improper for its aberration but accepted
As in a mirror one is twice but accepts.
So in these magazines of love they moved,
Experience misbegotten in each face like rings
In wood, were commentators on our weakness,
Through cycles of repentance in the blood,
Exhausted the body's ugly contents in a sigh,
Left, hard as ash, the object's shape: an art
Eros began, self-murder carries on.

III
Of all the sicknesses, autumnal Paris,
This self-infection was the best, where friends
Like self-possession could be learned
Through the mystery of a slit
Like a tear in an old fur coat,
A hole in a paper lantern where the seeing I
Looked out and measured one:
The ferocious knuckle of a sex
Standing to acknowledge like a hambone
Our membership in the body of a tribe
Holy and ridiculous at once:
Symbol of unrecognised desire, pain, pain.

You might have seen silence flower in eyes,
The tobacco eyes of every human critic,
Or a mouth laid along the meniscus
Of a lighted glass blazing like a diamond.

All the great brothels closed save Sacre Coeur!
Windows boarded up from the inheritors,
The nameless donors inhabiting marble fanes
On peninsulas with cocks of gold in sunlight,
Under the oleanders, printed in warm moss,
The bare ankles playing on a flute,
Selecting the bodies of boys, the temporary
Refuge for a kiss on the silver backs of mirrors:
Powder of statues in a grove born old,
Born sightless, wingless, never to be loved.

IV
Crude man in his coat of nerves and hair
Whose kisses like apostles go about
On translated business never quite his own,
Derives from the obscure medium of the body,
As through some glass coffin, a retrieved sprite,
Himself holding the holy bottle, fast asleep.

All these rotten galleries were symbols
Of us, where the girls like squirrels
Leaned in the tarnished mirrors sadly sighing:
The wind in empty clothing, while the destroyer
Sorted the bottles for just the right medicine.

Below us, far below on the stairway somewhere
Tessa had already combed the dark disorder
Of curls, the flash of pectorals in a mirror,
Invented already this darker niece of Egypt,
Who leaves the small hashish-pipe by the pillow,
Uneasy in red slippers like the dust in urns,
The smashed columns, wells full of leaves,
The faces white as burns.

V
We suffer according to the terms we make
With time in cities: allowing to be rooted from us
Like useless teeth the few great healers
Who understand the penalties of confession,
And cannot fear these half-invented Gods,
Inhabiting our own cities of unconquered pain.

Now the capitals settle slowly in the sea
Of their failures. All the common brute has done
Building like a rat the rotten shanties
Of his self-esteem beside the water's edge,
His fear and prejudice into a dead index.
It is not enough. We have still to outgrow
The prohibitions in us with the fears they grow from:
For the beloved will be no happier
Nor the unloved less hungry when the miracle begins:
Yet both will be ineffably disclosed
In their own natures by simplicity
Like roses in a giving off of grace.

@темы: d, 20, english-british, durrell, lawrence

---

[Lika_k]

Alberto Caeiro
Poemas Inconjuntos
LAST POEM
(ditado pelo poeta no dia da sua morte)
É talvez o último dia da minha vida.
Saudei o sol, levantando a mão direita,
Mas não o saudei, para lhe dizer adeus.
Fiz sinal de gostar de o ver ainda, mais nada.

1920?

Алберто Каэйро (1889-1915) (гетероним Фернандо Пессоа)
Бессвязные стихи
Кто знает, это, быть может, мой день последний.
Приветствуя солнце - оно восходило справа, -
Прощаться с ним не стал, говоря этим как бы,
Что видеть его мне было всегда приятно.

пер. Ю. Левитанский

@темы: portuguese, p, 20, pessoa, fernando, п