[Lika_k]

Carl Sandburg
Chicago Poems. 1916
49. Bath
A man saw the whole world as a grinning skull and cross-bones. The rose flesh of life shriveled from all faces. Nothing counts. Everything is a fake. Dust to dust and ashes to ashes and then an old darkness and a useless silence. So he saw it all. Then he went to a Mischa Elman concert. Two hours waves of sound beat on his eardrums. Music washed something or other inside him. Music broke down and rebuilt something or other in his head and heart. He joined in five encores for the young Russian Jew with the fiddle. When he got outside his heels hit the sidewalk a new way. He was the same man in the same world as before. Only there was a singing fire and a climb of roses everlastingly over the world he looked on.

@темы: s, 20, english-american, sandburg, carl

---

[Lika_k]

Роберто Роверси
Портрет старого Чельсо
У Чельсо бронзовое лицо,
как сосуд из древней гробницы.
Говорят — Чельсо жаден, жесток,
но я вечером видел: он плакал,
крик услыхав моего мальчугана,
ужаленного осой.
Я знаю — он ночью сбегает по тропке
в сад воровать
пожелтевшие дыни и помидоры.
На рассвете он спугивает соловья
своим резким криком:
«Вор! Был вор, шлюхин сын,
лук молодой повыдрал,
весь сад разорил!»
В утреннем воздухе крик отдается
ударом хлыста, крепкий, звонкий.
Я видел, как в заросли сада
клонится старое тело,
как серый свет луны
шарит по сгорбленной тени.
Я знаю — надо простить старику.
Летним вечером Чельсо
садится в траву и долго, безмолвно
смотрит в небо. Он говорит:
«Я — несчастный», —
и голос его содрогается
страшной тоской. Он говорит:
«Я стар, я умру, лишь застонет земля
под волчьим шагом зимы.
Не хочу я зимой умирать —
один, как ягненок в хлеву».
Много у Чельсо рассказов про море,
глаза у него пиратские, большие и черные,
от многих обид ссохлась старая кожа.
Он говорит: «Кто любил меня, тех уже нет» —
и словно слышит близкую бурю.

пер. С. Шервинский

@темы: italian, 20, р (rus)

---

[Lika_k]

Carl Sandburg
Chicago Poems. 1916
45. Style
Style —go ahead talking about style.
You can tell where a man gets his style just as you can tell where Pavlowa got her legs or Ty Cobb his batting eye.

Go on talking.
Only don’t take my style away.
It’s my face.
Maybe no good
but anyway, my face.
I talk with it, I sing with it, I see, taste and feel with it, I know why I want to keep it.

Kill my style
and you break Pavlowa’s legs,
and you blind Ty Cobb’s batting eye.

@темы: s, 20, english-american, sandburg, carl

---

[Lika_k]

Джорджо Капрони
На открытке
Я узнал в забегаловке, что значит Аид,
зимой, когда я от голода стыну;
я узнал свою Прозерпину —
в обноски одета,
богиня мыла во мгле рассвета
замусоленное ртами стекло.
Узнал, как у входа прислоняет вело
иссуетившаяся душа,
затеряться спеша
между столиков черных
в смраде и скуке;
узнал зазябшие руки,
краснее сырого мяса, в мокрых опилках
перешаривающие полутьму;
узнал, как расплывшаяся в дыму
девчонка форсит затяжкой
и над своей неналитой чашкой
льнет к отчаянью моему.

пер. С. Шервинский

@темы: italian, 20, к (rus)

---

[Lika_k]

Carl Sandburg
Chicago Poems. 1916
44. Two Neighbors
Faces of two eternities keep looking at me.
One is Omar Khayam and the red stuff wherein men forget yesterday and to-morrow and remember only the voices and songs, the stories, newspapers and fights of today.
One is Louis Cornaro and a slim trick of slow, short meals across slow, short years, letting Death open the door only in slow, short inches.
I have a neighbor who swears by Omar.
I have a neighbor who swears by Cornaro.
Both are happy.
Faces of two eternities keep looking at me.
Let them look.

@темы: s, links, 20, english-american, sandburg, carl

---

[Lika_k]

Джорджо Капрони
К твоему повисшему в воздухе
балкону
плывет из садов,
зацветающих пеплом мяты,
лето, уже в тревоге,
и щеки тебе
опаляет
лихорадочным жаром
гераней.
Привычным движеньем
ты закрываешь окно
и там, за стеклом,
в бледной прозрачности неба
с мельканьем стрижей,
от меня отдаленная,
тускнеешь безмолвно,
словно
в зеркале памяти.

пер. С. Шервинский

@темы: italian, 20, к (rus)

---

[Lika_k]

Carl Sandburg
Chicago Poems. 1916
27. A Fence
Now the stone house on the lake front is finished and the workmen are beginning the fence.
The palings are made of iron bars with steel points that can stab the life out of any man who falls on them.
As a fence, it is a masterpiece, and will shut off the rabble and all vagabonds and hungry men and all wandering children looking for a place to play.
Passing through the bars and over the steel points will go nothing except Death and the Rain and To-morrow.

@темы: s, 20, english-american, sandburg, carl

---

[Lika_k]

Витторио Серени
Замешкалось время, поздно о тебе говорить, невзгода незрелых лет.
Город бледнел на ветру,
и радуга падала в пляску
отражений блаженных.
Была ты задумчивым тиканьем
часов у меня на руке,
шуршаньем страниц перелистанных,
наплывами солнца,
дремой просторных предместий,
просиявшей в лице,
столь знакомом,
в ясности глаз,
в дрожи прикосновенья.
Легкие тени мелькали: что ты принес?
Что подаришь?
Я улыбался друзьям, но они исчезли,
и выгиб дороги
пропадал огорченно вдали.
За бегом колес
в пепельном зное
на лугах потухали маки.
Но если тебя уже нет
и надо мной посрамленное небо —
я сам лишь неявственный отблеск,
голос ненужный в хоре.

пер. С. Шервинский

@темы: italian, 20, с (rus)

---

[Lika_k]

Carl Sandburg
Chicago Poems. 1916
26. Cripple
Once when I saw a cripple
Gasping slowly his last days with the white plague,
Looking from hollow eyes, calling for air,
Desperately gesturing with wasted hands
In the dark and dust of a house down in a slum,
I said to myself
I would rather have been a tall sunflower
Living in a country garden
Lifting a golden-brown face to the summer,
Rain-washed and dew-misted,
Mixed with the poppies and ranking hollyhocks,
And wonderingly watching night after night
The clear silent processionals of stars.

@темы: s, 20, english-american, sandburg, carl

---

[Lika_k]

Коррадо Паволини
Явление
В груженом трюме чердака на рейде
у зрелой осени стоял густой
дух винограда, меда. Вдруг — я вижу —
зеленая приотворилась дверца.
То тишина была. Прошла, босая,
с улыбкою, меня не видя, мимо.
Ее лица я не запомнил — только
слепительную руку, крепость гипса,
упершегося в воздух. Я подумал
о жизни первой зелени, о листьях,
едва лишь развернувшихся навстречу
апрельской неге. Лучшее богатство
в растущем их младенчестве. Однако
я изумлен был сладким наважденьем,
тем, что над слепком времени, над гипсом,
открыто небо для новорожденных.
Как линия холма берет у глыбы
сурово-утешительную стройность,
в безмолвии вершится труд любви.

пер. С. Шервинский

@темы: italian, 20, п

---

[Lika_k]

Carl Sandburg
Chicago Poems. 1916
24. Onion Days
Mrs. Gabrielle Giovannitti comes along Peoria Street every morning at nine o’clock
With kindling wood piled on top of her head, her eyes looking straight ahead to find the way for her old feet.
Her daughter-in-law, Mrs. Pietro Giovannitti, whose husband was killed in a tunnel explosion through the negligence of a fellow-servant,
Works ten hours a day, sometimes twelve, picking onions for Jasper on the Bowmanville road.
She takes a street car at half-past five in the morning, Mrs. Pietro Giovannitti does,
And gets back from Jasper’s with cash for her day’s work, between nine and ten o’clock at night.
Last week she got eight cents a box, Mrs. Pietro Giovannitti, picking onions for Jasper,
But this week Jasper dropped the pay to six cents a box because so many women and girls were answering the ads in the Daily News.
Jasper belongs to an Episcopal church in Ravenswood and on certain Sundays
He enjoys chanting the Nicene creed with his daughters on each side of him joining their voices with his.
If the preacher repeats old sermons of a Sunday, Jasper’s mind wanders to his 700-acre farm and how he can make it produce more efficiently
And sometimes he speculates on whether he could word an ad in the Daily News so it would bring more women and girls out to his farm and reduce operating costs.
Mrs. Pietro Giovannitti is far from desperate about life; her joy is in a child she knows will arrive to her in three months.
And now while these are the pictures for today there are other pictures of the Giovannitti people I could give you for to-morrow,
And how some of them go to the county agent on winter mornings with their baskets for beans and cornmeal and molasses.
I listen to fellows saying here’s good stuff for a novel or it might be worked up into a good play.
I say there’s no dramatist living can put old Mrs. Gabrielle Giovannitti into a play with that kindling wood piled on top of her head coming along Peoria Street nine o’clock in the morning.

@темы: s, 20, english-american, sandburg, carl

---

[Lika_k]

Paul Verlaine
Clair de Lune
Votre âme est un paysage choisi
Que vont charmant masques et bergamasques
Jouant du luth et dansant et quasi
Tristes sous leurs déguisements fantasques.

Tout en chantant sur le mode mineur
L'amour vainqueur et la vie opportune
Ils n'ont pas l'air de croire à leur bonheur
Et leur chanson se mêle au clair de lune,

Au calme clair de lune triste et beau,
Qui fait rêver les oiseaux dans les arbres
Et sangloter d'extase les jets d'eau,
Les grands jets d'eau sveltes parmi les marbres.

1869

Поль Верлен
Лунный свет
У вас душа ночное травести
В изящном парке, где гуляют маски,
Бренчат на лютнях и поют, почти
Печальные в их маскарадной пляске.
Поют успех любовный, но, ему
Усердствуя своим минором струнным,
Как бы не верят счастью своему,
И песня их слилась со светом лунным.
С тем дивным светом, коим мир залит,
С которым замолкает хор пернатый
И, в забытьи, фонтаны бьют навзрыд,
Упругие фонтаны между статуй.

пер. С. Шервинский

@темы: v, francaise, в, 19, symbolism

---

[Lika_k]

Claude McKay
On Broadway
About me young and careless feet
Linger along the garish street;
Above, a hundred shouting signs
Shed down their bright fantastic glow
Upon the merry crowd and lines
Of moving carriages below.
Oh wonderful is Broadway—only
My heart, my heart is lonely.

Desire naked, linked with Passion,
Goes strutting by in brazen fashion;
From playhouse, cabaret and inn
The rainbow lights of Broadway blaze
All gay without, all glad within;
As in a dream I stand and gaze
At Broadway, shining Broadway—only
My heart, my heart is lonely.

@темы: m, 20, english-american, harlem renaissance

---

[Lika_k]

Гай Валерий Катулл
46
Снова теплые дни весна приносит,
Равноденствия смолкли непогоды
С дуновением ласковым Зефира.
Так простись же, Катулл, с фригийским краем,
С изобильем полей Никеи знойной:
К знаменитым летим азийским градам!
Чуя странствия, вновь душа трепещет,
Для веселых трудов окрепли ноги.
Расставаться пора, прощайте, други!
Те, кто вдаль уходил из дома вместе,
Возвращаются врозь дорогой разной.

пер. С. Шервинский

@темы: antiquity, к (rus), 1 BC

---

[Lika_k]

Thomas Hardy
Wessex Poems and Other Verses. 1898.
ХХХIII. A Meeting with Despair
As evening shaped I found me on a moor
Which sight could scarce sustain:
The black lean land, of featureless contour,
Was like a tract in pain.

“This scene, like my own life,” I said, “is one
Where many glooms abide;
Toned by its fortune to a deadly dun—
Lightless on every side.

I glanced aloft and halted, pleasure-caught
To see the contrast there:
The ray-lit clouds gleamed glory; and I thought,
“There’s solace everywhere!”

Then bitter self-reproaches as I stood
I dealt me silently
As one perverse—misrepresenting Good
In graceless mutiny.

Against the horizon’s dim-descernèd wheel
A form rose, strange of mould:
That he was hideous, hopeless, I could feel
Rather than could behold.

“’Tis a dead spot, where even the light lies spent
To darkness!” croaked the Thing.
“Not if you look aloft!” said I, intent
On my new reasoning.

“Yea—but await awhile!” he cried. “Ho-ho!—
Look now aloft and see!”
I looked. There, too, sat night: Heaven’s radiant show
Had gone. Then chuckled he.

@темы: victorian, h, 19, hardy, thomas, english-british

---

[Lika_k]

Борис Рыжий
Я в детстве думал: вырасту большим -
и страх и боль развеются как дым.

И я увижу важные причины,
когда он станет тоньше паутины.

Я в детстве думал: вырастет со мной
и поумнеет мир мой дорогой.

И ангелы, рассевшись полукругом,
поговорят со мною и друг с другом.

Сто лет прошло. И я смотрю в окно.
Там нищий пьёт осеннее вино,

что отливает безобразным блеском.
…А говорить мне не о чем и не с кем.

@темы: 20, р (rus), ryzhy, boris, russian

---

[Lika_k]

Paul Laurence Dunbar
A Lazy Day
The trees bend down along the stream,
Where anchored swings my tiny boat.
The day is one to drowse and dream
And list the thrush’s throttling note.
When music from his bosom bleeds
Among the river’s rustling reeds.

No ripple stirs the placid pool,
When my adventurous line is cast,
A truce to sport, while clear and cool,
The mirrored clouds slide softly past.
The sky gives back a blue divine,
And all the world’s wide wealth is mine.

A pickerel leaps, a bow of light,
The minnows shine from side to side.
The first faint breeze comes up the tide—
I pause with half uplifted oar,
While night drifts down to claim the shore.

@темы: d, 20, english-american

---

[Lika_k]

Иосиф Бродский
Послесловие
I
Годы проходят. На бурой стене дворца
появляется трещина. Слепая швея наконец продевает нитку
в золотое ушко. И Святое Семейство, опав с лица,
приближается на один миллиметр к Египту.

Видимый мир заселён большинством живых.
Улицы освещены ярким, но посторонним
светом. И по ночам астроном
скурпулёзно подсчитывает количество чаевых.

II
Я уже не способен припомнить, когда и где
произошло событье. То или иное.
Вчера? Несколько дней назад? В воде?
В воздухе? В местном саду? Со мною?

Да и само событье - допустим взрыв,
наводненье, ложь бабы, огни Кузбасса -
ничего не помнит, тем самым скрыв
либо меня, либо тех, кто спасся.

III
Это, видимо, значит, что мы теперь заодно
с жизнью. Что я сделался тоже частью
шелестящей материи, чьё сукно
заражает кожу бесцветной мастью.

Я теперь тоже в профиль, верно, не отличим
от какой-нибудь латки, складки, трико паяца,
долей и величин, следствий или причин -
от того, чего можно не знать, сильно хотеть, бояться.

IV
Тронь меня - и ты тронешь сухой репей,
сырость, присущую вечеру или полдню,
каменоломню города, ширь степей,
тех, кого нет в живых, но кого я помню.

Тронь меня - и ты заденешь то,
что существует помимо меня, не веря
мне, моему лицу, пальто,
то, в чьих глазах мы, в итоге, всегда потеря.

V
Я говорю с тобой, и не моя вина,
если не слышно. Сумма дней, намозолив
человеку глаза, так же влияет на
связки. Мой голос глух, но, думаю, не назойлив.

Это - чтоб лучше слышать кукареку, тик-так,
в сердце пластинки шаркающую иголку.
Это - чтоб ты не заметил, когда я умолкну, как
Красная Шапочка не сказала волку.

@темы: б, 20, brodsy, joseph, russian

---

[Lika_k]

Thomas Hardy
Wessex Poems and Other Verses. 1898.
VI. Postponement
Snow-bound in woodland, a mournful word,
Dropt now and then from the bill of a bird,
Reached me on wind-wafts; and thus I heard,
Wearily waiting:—

“I planned her a nest in a leafless tree,
But the passers eyed and twitted me,
And said: ‘How reckless a bird is he,
Cheerily mating!’

“Fear-filled, I stayed me till summer-tide,
In lewth of leaves to throne her bride;
But alas! her love for me waned and died,
Wearily waiting.

“Ah, had I been like some I see,
Born to an evergreen nesting-tree,
None had eyed and twitted me,
Cheerily mating!”

@темы: victorian, h, 19, hardy, thomas, english-british

---

[Lika_k]

Иосиф Бродский
Я входил вместо дикого зверя в клетку,
выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке,
жил у моря, играл в рулетку,
обедал черт знает с кем во фраке.
С высоты ледника я озирал полмира,
трижды тонул, дважды бывал распорот.
Бросил страну, что меня вскормила.
Из забывших меня можно составить город.
Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,
надевал на себя что сызнова входит в моду,
сеял рожь, покрывал черной толью гумна
и не пил только сухую воду.
Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя,
жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок.
Позволял своим связкам все звуки, помимо воя;
перешел на шепот. Теперь мне сорок.
Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
из него раздаваться будет лишь благодарность.

@темы: б, 20, brodsy, joseph, russian