[Lika_k]

Георгос Гералис (1917-1996)
Прекрасна как печаль
Не назову ни розой, и ни зарей, не назову ни лилией,
ни снегом.
Она была прекрасна, как печаль при перемене ветра и
погоды,
как взгляд летящей птицы, на ладони оставшейся случайно.

Она всегда спала в моих объятьях крепких.
И лишь однажды, когда глаза ее загадочно сверкнули,
то бы мне знак, что где-то странствует она.

Когда легко она смеялась тяжким летом,
она всегда в другую сторону глядела. Она однажды
мне напомнила лицо,совсем другое, из далекой,первой
жизни.

Вплоть до последнего заката буду помнить.
Как только глянет на меня серьезно, я все забуду
и ее забуду. Она была прекрасна как печаль
Пер. Юнны Мориц

@темы: 20, helenike, г (rus)

---

[Lika_k]

Георгис Стояннидис
Цвета и слова
Я помню, как ты хотела перекрасить стены нашей комнаты:
тебе не нравился их красный, кричащий тон,
он казался тебе вызывающим
на фоне мертвенной белизны потолка.
Ты предпочла ему зеленый - безмятежную зелень леса
или, вернее,парка, где нет хищных зверей, волков
и шакалов,
а есть только птицы (например, соловьи, которых ты
так любила).

А еще ты любила слова - любила играть ими,
менять их местами:
они были твоим оружием
или защитой.
Ну а я спешил к тебе каждое утро,
чтобы первым сказать тебе "здравствуй",
словно я продавец молока, что стучит в твой дом на рассвете,
или брызги воды, прогоняющей сон.
Я хотел, чтобы ты поскорее увидела мир.

Прости меня.

Пер. Р. Дубровкина

@темы: 20, helenike, с (rus)

---

[Lika_k]

Димитрис Пападицас
Луна
Кто б мог подумать, что однажды ночью
я тайком подкрадусь на цыпочках,
возьму наши кости
и окуну их - только, прошу,никому об этом ни слова-
в луну.
Теперь, если мы о ней запоем,
никто не посмеет сказать,
что мы просто в луне - изначально,
как в любом эмбрионе.
Но кто же не знает: эмбрионы растут, развиваются
и наконец отрываются от своих матерей.
Так и тут.
И тогда, к изумленью родных и друзей, к собственному
своему изумленью,
мы поведем луну на прогулку,
песни свои ей споем, и она нам свои пропоет.
и вся она целиком будет в наших руках,
в наших мыслях, в привычке,
по утрам просыпаться - нет, об этом
даже и думать не стоит -
луна существует извечно.
И еще:
Если попросят тебя раскрыть нашу тайну,
отвечай обычною ложью:
"Есть лишь одна-единственная луна,
та, что на небе".
Пер. Л. Лихачевой

@темы: 20, helenike, п

---

[Lika_k]

Рене Домаль
Разбитое сердце
Эта птица навек рассталась с тобой -
она от лица твоего отделилась,
из кожи твоей родилась, но в пространстве скрылась,
крыльями бьет, как руками ребенок, поднявший вой,
перед телом родного отца, лежащего на мостовой
с проломленной головой.

Это молот бьет ледяной,
покуда крылья, сплетаясь и расплетаясь,
и стараясь разбить твой затылок, который от крови ал,
и пространство вокруг затывает, и воздух живой
превращается в твердый кристалл,
и хватает лица твоего, чтоб заполнить его до краев.

Все переполнено, лоб твой тяжел, ты страшишься снов:
вот она, смерть, ее тяжесть, ее полнота.
Та черта, за которой таится проворный убийца,
покуда хлопает крыльями в небо взлетевшая птица.
пер. М. Яснова

@темы: francaise, д, 20, surrealism

---

[Lika_k]

Леопольдо Лугонес
Волшебство
Тих вечер. Ни одна не кружит птица.
Морская гладь — расплавленный сапфир.
С небес на умиротворенный мир
Лазурное сияние струится.
Простерлись в синеватой дымке дюны…
И спорит с общею голубизной
Лишь белый парус, — слившийся с волной,
Восходит он, как полумесяц юный.
Настолько наше счастье совершенно,
Что к горлу вдруг подкатывает ком…
И море плачет горестно о том,
Что солоно оно, что неизменно.
Пер. М. Донского

@темы: л, 20, latinoamericano

---

[Lika_k]

Дельмира Агостины
Невыразимое
Да, скоро я умру, и я умру так странно:
меня не жизнь, не смерть и не любовь убьет,
но мысль меня убьет, немая, словно рана…
Знакома ли вам боль, которую несет

мысль непомерная, что гложет неустанно
и плоть и душу вам, но чей не зреет плод?
Вам сердце жжет звезда, что гаснет безымянной
и, мстя, сжигает вас, но света не дает?

Голгофа вечная! Нести в себе все время
бесплодно-цепкое губительное семя,
нутро мне рвущее безжалостным клыком!

Но как от рук Христа ждут чуда воскрешенья,
так чуда жду и я: дождусь ли озаренья?
Вдруг семя прорастет невиданным цветком?

@темы: 20, latinoamericano, а (rus)

---

[Poesia]

16.03.2014 в 14:03

Пишет  Lika_k:

Флэшмоб по мотивам художников: отмечаетесь в комментариях, получаете поэта, ищете его стихотворение, которое вам нравится больше всего, и постите у себя.

Мне от  Нэт Старбек достался Эмиль Верхарн.
Я его очень люблю и сразу зависла, не зная, что выбрать. В конце концов выбрала то, что раньше всего вспомнилось.
Les Horloges
La nuit, dans le silence en noir de nos demeures,
Bequilles et batons qui se cognent, la-bas,
Montant et devalant les escaliers des heures,
Les horloges, avec leurs pas;

Emaux naifs derriere un verre, emblemes
Et fleurs d'antan, chiffres maigres et vieux;
Lunes des corridors vides et blemes,
Les horloges, avec leurs yeux;

Sons morts, notes de plomb, marteaux et limes,
Boutique en bois de mots sournois
Et le babil des secondes minimes,
Les horloges, avec leurs voix;

Gaines de chene et bornes d'ombre,
Cercueils scelles dans le mur froid,
Vieux os du temps que grignote le nombre,
Les horloges et leur effroi;

Les horloges
Volontaires et vigilantes,
Pareilles aux vieilles servantes
Tapant de leurs sabots ou glissant sur leurs bas,
Les horloges que j'interroge
Serrent ma peur en leur compas.

Часы
Ночью, в молчании черном, где тени бесшумные бродят, -
Стук костыля, деревянной ноги.
Это по лестнице времени всходят и сходят
Часы, это их шаги!

Вокруг устарелых эмблем и наивных узоров
Цифр под стеклом утомительный ряд.
О луны угрюмых, пустых коридоров:
Часы и их взгляд!

Деревянный киоск роковых откровений,
Взвизги напилка, и стук молотков,
И младенческий лепет мгновений, -
Часы и их зов!

Гроба, что повешены всюду на стены,
Склепы цепей и скелетов стальных,
Где кости стучат, возвещая нам числа и смены -
Часы и весь ужас их!

Часы!
Неутомимы, бессонны,
Вы стучите ногами служанок в больших башмаках,
Вы скользите шагами больничных сиделок.

Напрасно вас молит мой голос смущенный.
Вы сдавили мой страх
Циркулем ваших безжалостных стрелок.
пер. В. Брюсова

La Peur
Par les plaines de ma crainte, tournee au Nord,
Voici le vieux berger des Novembres qui corne,
Debout, comme un malheur, au seuil du bercail morne,
Qui corne au loin l'appel des troupeaux de la mort.

L'etable est la, lourde et vieille comme un remords,
Au fond de mes pays de tristesse sans borne,
Qu'un ruisselet, borde de menthe et de viorne,
Lasse de ses flots lents, fletrit, d'un cours retors.

Brebis noires, a croix rouges, sur les epaules,
Et beliers couleur feu rentrent, a coups de gaule,
Comme ses lents peches, en mon ame d'effroi;

Le vieux berger des Novembres corne tempete.
Dites, quel vol d'eclairs vient d'effleurer ma tete
Pour que, ce soir, ma vie ait eu si peur de moi?

Страх
Растет мой древний страх в равнине ледяной,
Где Пастырь Ноябрей трубит, безмерно старый.
Стоит он, как беда над робкою отарой,
Трубит он, клича смерть из глубины земной.

Над совестью моей, над грустною страной
Трагический рожок напрягся в муке ярой.
Кричит он вдалеке, грозит он смутной карой
Над кровью ивняка, над стылою волной.

И овцы черные с клеймом багрово-красным
Вернулись под бичом тем вечером ненастным
В загон моей души, как скопище грехов.

Мой неуемный страх растет во мгле морозной,
Где в мертвой тишине трубит о буре грозной
Старейший изо всех жестоких пастухов.
пер. Ю. Александрова

@темы: v, repost, belgique, 20, в, 19, surrealism

---

[Lika_k]

Adam Zagajewski
TEMAT: BRODSKI

оригинал

Proszę zapisać: urodzony w maju,
w wilgotnym mieście (stąd motyw: woda),
wkrótce potem oblężonym przez armię,
której oficerowie nosili w plecaku
tom Hölderlina, lecz, niestety, nie mieli
czasu na lekturę. Za dużo pracy w terenie.

Ton – sardoniczny, rozpacz – prawdziwa.
Wciąż w podróży, od Meksyku do Wenecji,
kochanek i mówca, który niestrudzenie
agitował dla swojej niepraktycznej partii
(jej nazwa: Poezja versus Nieskończoność,
lub PVN, jeżeli ktoś lubi skróty).

W każdym mieście i w każdym porcie
miał swych agentów; niekiedy śpiewał wiersze
przed entuzjastycznym tłumem, który nic
nie rozumiał – potem, zmęczony, palił gauloise’a
na betonowym nabrzeżu a mewy krążyły nad nim
tak jak nad Bałtykiem, w domu.

Gigantyczna inteligencja. Ulubiony temat: czas
versus myśl, która ściga fantomy,
ożywia Marię Stuart, Dedala i Tyberiusza.
Poezja miała być jak wyścigi konne:
konie są dzikie, jeźdźcy – z marmuru,
meta – niewidzialna, niknie w obłokach.

Proszę pamiętać: ironia i ból;
ból od dawna mieszkał w sercu
i rósł coraz bardziej – tak,
jakby każda napisana przez niego elegia
kochała go egoistycznie i chciała,
żeby to on był jej bohaterem –

ale, proszę państwa – cierpliwości,
zaraz kończymy – naprawdę nie wiem,
jak przekazać tamto: tę prawie czułość,
i uśmiech, nieomal nieśmiały,
moment wahania, miękkość,
krótką przerwę w argumentacji.

Adam Zagajewski
SUBJECT: BRODSKY
Please note: born in May,
in a damp city (hence the motif: water),
soon to be surrounded by an army
whose officers kept Hölderlin
in their backpacks, but alas, they had
no time for reading. Too much to do.

Tone – sardonic, despair – authentic.
Always en route, from Mexico to Venice,
lover and crusader, who campaigned
ceaselessly for his unlikely party
(name: Poetry versus the Infinite,
or PVI, if you prefer abbreviations).

In every city and in every port
he had his agents; he sometimes sang his poems
before an avid crowd that didn’t catch
a word. Afterwards, exhausted, he’d smoke a Gauloise
on a cement embankment, gulls circling overhead,
as if above the Baltic, back home.

Vast intelligence. Favorite topic: time
versus thought, which chases phantoms,
revives Mary Stuart, Daedalus, Tiberius.
Poetry should be like horseracing;
wild horses, with jockeys made of marble,
an unseen finish line lies hidden in the clouds.

Please remember: irony and pain;
the pain had lived long inside his heart
and kept on growing – as though
each elegy he wrote adored him
obsessively and wanted
him alone to be its hero –

but ladies and gentlemen – your patience,
please, we’re nearly through – I don’t know
quite how to put it; something like tenderness,
the almost timid smile,
the momentary doubt, the hesitation,
the tiny pause in flawless arguments.
© 2005, Adam Zagajewski
From: Ateny
Publisher: Znak, Krakow, 2005
© Translation: 2008, Clare Cavanagh

@темы: polish, z, b, links, 21, brodsy, joseph, russian

---

[Lika_k]

William Ernest Henley
Ave, Caesar!
From the winter's grey despair,
From the summer's golden languor,
Death, the lover of Life,
Frees us for ever.

Inevitable, silent, unseen,
Everywhere always,
Shadow by night and as light in the day,
Signs she at last to her chosen;
And, as she waves them forth,
Sorrow and Joy
Lay by their looks and their voices,
Set down their hopes, and are made
One in the dim Forever.

Into the winter's grey delight,
Into the summer's golden dream,
Holy and high and impartial,
Death, the mother of Life,
Mingles all men for ever.

@темы: h, 19, english-british

---

[Lika_k]

John Donne
Song: Go and catch a falling star
Go and catch a falling star,
Get with child a mandrake root,
Tell me where all past years are,
Or who cleft the devil's foot,
Teach me to hear mermaids singing,
Or to keep off envy's stinging,
And find
What wind
Serves to advance an honest mind.

If thou be'st born to strange sights,
Things invisible to see,
Ride ten thousand days and nights,
Till age snow white hairs on thee,
Thou, when thou return'st, wilt tell me,
All strange wonders that befell thee,
And swear,
No where
Lives a woman true, and fair.

If thou find'st one, let me know,
Such a pilgrimage were sweet;
Yet do not, I would not go,
Though at next door we might meet;
Though she were true, when you met her,
And last, till you write your letter,
Yet she
Will be
False, ere I come, to two, or three.

@темы: d, 17, english-british, metaphysical poets

---

[Lika_k]

Иосиф Бродский
Большая элегия Джону Донну
Джон Донн уснул, уснуло все вокруг.
Уснули стены, пол, постель, картины,
уснули стол, ковры, засовы, крюк,
весь гардероб, буфет, свеча, гардины.
Уснуло все. Бутыль, стакан, тазы,
хлеб, хлебный нож, фарфор, хрусталь, посуда,
ночник, белье, шкафы, стекло, часы,
ступеньки лестниц, двери. Ночь повсюду.
Повсюду ночь: в углах, в глазах, в белье,
среди бумаг, в столе, в готовой речи,
в ее словах, в дровах, в щипцах, в угле
остывшего камина, в каждой вещи.
В камзоле, башмаках, в чулках, в тенях,
за зеркалом, в кровати, в спинке стула,
опять в тазу, в распятьях, в простынях,
в метле у входа, в туфлях. Все уснуло.
Уснуло все. Окно. И снег в окне.
Соседней крыши белый скат. Как скатерть
ее конек. И весь квартал во сне,
разрезанный оконной рамой насмерть.
Уснули арки, стены, окна, все.
Булыжники, торцы, решетки, клумбы.
Не вспыхнет свет, не скрипнет колесо...
Ограды, украшенья, цепи, тумбы.
Уснули двери, кольца, ручки, крюк,
замки, засовы, их ключи, запоры.
Нигде не слышен шепот, шорох, стук.
Лишь снег скрипит. Все спит. Рассвет не скоро.
Уснули тюрьмы, за'мки. Спят весы
средь рыбной лавки. Спят свиные туши.
Дома, задворки. Спят цепные псы.
В подвалах кошки спят, торчат их уши.
Спят мыши, люди. Лондон крепко спит.
Спит парусник в порту. Вода со снегом
под кузовом его во сне сипит,
сливаясь вдалеке с уснувшим небом.
Джон Донн уснул. И море вместе с ним.
И берег меловой уснул над морем.
Весь остров спит, объятый сном одним.
И каждый сад закрыт тройным запором.
Спят клены, сосны, грабы, пихты, ель.
Спят склоны гор, ручьи на склонах, тропы.
Лисицы, волк. Залез медведь в постель.
Наносит снег у входов нор сугробы.
И птицы спят. Не слышно пенья их.
Вороний крик не слышен, ночь, совиный
не слышен смех. Простор английский тих.
Звезда сверкает. Мышь идет с повинной.
Уснуло все. Лежат в своих гробах
все мертвецы. Спокойно спят. В кроватях
живые спят в морях своих рубах.
По одиночке. Крепко. Спят в объятьях.
Уснуло все. Спят реки, горы, лес.
Спят звери, птицы, мертвый мир, живое.
Лишь белый снег летит с ночных небес.
Но спят и там, у всех над головою.
Спят ангелы. Тревожный мир забыт
во сне святыми -- к их стыду святому.
Геенна спит и Рай прекрасный спит.
Никто не выйдет в этот час из дому.
Господь уснул. Земля сейчас чужда.
Глаза не видят, слух не внемлет боле.
И дьявол спит. И вместе с ним вражда
заснула на снегу в английском поле.
Спят всадники. Архангел спит с трубой.
И кони спят, во сне качаясь плавно.
И херувимы все -- одной толпой,
обнявшись, спят под сводом церкви Павла.
Джон Донн уснул. Уснули, спят стихи.
Все образы, все рифмы. Сильных, слабых
найти нельзя. Порок, тоска, грехи,
равно тихи, лежат в своих силлабах.
И каждый стих с другим, как близкий брат,
хоть шепчет другу друг: чуть-чуть подвинься.
Но каждый так далек от райских врат,
так беден, густ, так чист, что в них -- единство.
Все строки спят. Спит ямбов строгий свод.
Хореи спят, как стражи, слева, справа.
И спит виденье в них летейских вод.
И крепко спит за ним другое -- слава.
Спят беды все. Страданья крепко спят.
Пороки спят. Добро со злом обнялось.
Пророки спят. Белесый снегопад
в пространстве ищет черных пятен малость.
Уснуло все. Спят крепко толпы книг.
Спят реки слов, покрыты льдом забвенья.
Спят речи все, со всею правдой в них.
Их цепи спят; чуть-чуть звенят их звенья.
Все крепко спят: святые, дьявол, Бог.
Их слуги злые. Их друзья. Их дети.
И только снег шуршит во тьме дорог.
И больше звуков нет на целом свете.

Но чу! Ты слышишь -- там, в холодной тьме,
там кто-то плачет, кто-то шепчет в страхе.
Там кто-то предоставлен всей зиме.
И плачет он. Там кто-то есть во мраке.
Так тонок голос. Тонок, впрямь игла.
А нити нет... И он так одиноко
плывет в снегу. Повсюду холод, мгла...
Сшивая ночь с рассветом... Так высоко!
"Кто ж там рыдает? Ты ли, ангел мой,
возврата ждешь, под снегом ждешь, как лета,
любви моей?.. Во тьме идешь домой.
Не ты ль кричишь во мраке?" -- Нет ответа.
"Не вы ль там, херувимы? Грустный хор
напомнило мне этих слез звучанье.
Не вы ль решились спящий мой собор
покинуть вдруг? Не вы ль? Не вы ль?" -- Молчанье.
"Не ты ли, Павел? Правда, голос твой
уж слишком огрублен суровой речью.
Не ты ль поник во тьме седой главой
и плачешь там?" -- Но тишь летит навстречу.
"Не та ль во тьме прикрыла взор рука,
которая повсюду здесь маячит?
Не ты ль, Господь? Пусть мысль моя дика,
но слишком уж высокий голос плачет".
Молчанье. Тишь. -- "Не ты ли, Гавриил,
подул в трубу, а кто-то громко лает?
Но что ж лишь я один глаза открыл,
а всадники своих коней седлают.
Все крепко спит. В объятьях крепкой тьмы.
А гончие уж мчат с небес толпою.
Не ты ли, Гавриил, среди зимы
рыдаешь тут, один, впотьмах, с трубою?"

"Нет, это я, твоя душа, Джон Донн.
Здесь я одна скорблю в небесной выси
о том, что создала своим трудом
тяжелые, как цепи, чувства, мысли.
Ты с этим грузом мог вершить полет
среди страстей, среди грехов, и выше.
Ты птицей был и видел свой народ
повсюду, весь, взлетал над скатом крыши.
Ты видел все моря, весь дальний край.
И Ад ты зрел -- в себе, а после -- в яви.
Ты видел также явно светлый Рай
в печальнейшей -- из всех страстей -- оправе.
Ты видел: жизнь, она как остров твой.
И с Океаном этим ты встречался:
со всех сторон лишь тьма, лишь тьма и вой.
Ты Бога облетел и вспять помчался.
Но этот груз тебя не пустит ввысь,
откуда этот мир -- лишь сотня башен
да ленты рек, и где, при взгляде вниз,
сей страшный суд совсем не страшен.
И климат там недвижен, в той стране.
Откуда все, как сон больной в истоме.
Господь оттуда -- только свет в окне
туманной ночью в самом дальнем доме.
Поля бывают. Их не пашет плуг.
Года не пашет. И века не пашет.
Одни леса стоят стеной вокруг,
а только дождь в траве огромной пляшет.
Тот первый дровосек, чей тощий конь
вбежит туда, плутая в страхе чащей,
на сосну взлезши, вдруг узрит огонь
в своей долине, там, вдали лежащей.
Все, все вдали. А здесь неясный край.
Спокойный взгляд скользит по дальним крышам.
Здесь так светло. Не слышен псиный лай.
И колокольный звон совсем не слышен.
И он поймет, что все -- вдали. К лесам
он лошадь повернет движеньем резким.
И тотчас вожжи, сани, ночь, он сам
и бедный конь -- все станет сном библейским.
Ну, вот я плачу, плачу, нет пути.
Вернуться суждено мне в эти камни.
Нельзя прийти туда мне во плоти.
Лишь мертвой суждено взлететь туда мне.
Да, да, одной. Забыв тебя, мой свет,
в сырой земле, забыв навек, на муку
бесплодного желанья плыть вослед,
чтоб сшить своею плотью, сшить разлуку.
Но чу! пока я плачем твой ночлег
смущаю здесь, -- летит во тьму, не тает,
разлуку нашу здесь сшивая, снег,
и взад-вперед игла, игла летает.
Не я рыдаю -- плачешь ты, Джон Донн.
Лежишь один, и спит в шкафах посуда,
покуда снег летит на спящий дом,
покуда снег летит во тьму оттуда".

Подобье птиц, он спит в своем гнезде,
свой чистый путь и жажду жизни лучшей
раз навсегда доверив той звезде,
которая сейчас закрыта тучей.
Подобье птиц. Душа его чиста,
а светский путь, хотя, должно быть, грешен,
естественней вороньего гнезда
над серою толпой пустых скворешен.
Подобье птиц, и он проснется днем.
Сейчас -- лежит под покрывалом белым,
покуда сшито снегом, сшито сном
пространство меж душой и спящим телом.
Уснуло все. Но ждут еще конца
два-три стиха и скалят рот щербато,
что светская любовь -- лишь долг певца,
духовная любовь -- лишь плоть аббата.
На чье бы колесо сих вод не лить,
оно все тот же хлеб на свете мелет.
Ведь если можно с кем-то жизнь делить,
то кто же с нами нашу смерть разделит?
Дыра в сей ткани. Всяк, кто хочет, рвет.
Со всех концов. Уйдет. Вернется снова.
Еще рывок! И только небосвод
во мраке иногда берет иглу портного.
Спи, спи, Джон Донн. Усни, себя не мучь.
Кафтан дыряв, дыряв. Висит уныло.
Того гляди и выглянет из туч
Звезда, что столько лет твой мир хранила.

@темы: б, д, 17, 20, english-british, brodsy, joseph, russian

---

[Lika_k]

Pierre-Jean de Béranger
Le roi d'Yvetot
Il était un roi d'Yvetot
Peu connu dans l'histoire ;
Se levant tard, se couchant tôt,
Dormant fort bien sans gloire,
Et couronné par Jeanneton
D'un simple bonnet de coton,
Dit-on.
Oh ! oh ! oh ! oh ! ah ! ah ! ah ! ah !
Quel bon petit roi c'était là !
La, la.

Il faisait ses quatre repas
Dans son palais de chaume,
Et sur un âne, pas à pas,
Parcourait son royaume.
Joyeux, simple et croyant le bien,
Pour toute garde il n'avait rien
Qu'un chien.
Oh ! oh ! oh ! oh ! ah ! ah ! ah ! ah
Quel bon petit roi c'était là !
La, la.

Il n'avait de goût onéreux
Qu'une soif un peu vive ;
Mais en rendant son peuple heureux,
Il faut bien qu'un roi vive.
Lui-même, à table et sans suppôt,
Sur chaque muid levait un pot
D'impôt.
Oh ! oh !oh !oh ! ah ! ah ! ah ! ah !
Quel bon petit roi c'était là !
La, la.

Aux filles de bonnes maisons
Comme il avait su plaire,
Ses sujets avaient cent raisons
De le nommer leur père
D'ailleurs il ne levait de ban
Que pour tirer quatre fois l'an
Au blanc.
Oh ! oh ! oh ! oh ! ah ! ah ! ah ! ah !
Quel bon petit roi c'était là !
La, la.

Il n'agrandit point ses états,
Fut un voisin commode,
Et, modèle des potentats,
Prit le plaisir pour code.
Ce n'est que lorsqu'il expira
Que le peuple qui l'enterra
Pleura.
Oh ! oh ! oh ! oh ! ah ! ah ! ah ! ah !
Quel bon petit roi c'était là !
La, la.

On conserve encor le portrait
De ce digne et bon prince ;
C'est l'enseigne d'un cabaret
Fameux dans la province.
Les jours de fête, bien souvent,
La foule s'écrie en buvant
Devant :
Oh ! oh ! oh ! oh ! ah ! ah ! ah ! ah !
Quel bon petit roi c'était là !
La, la.

Mai 1813

Пьер-Жан Беранже
Король Ивето
Жил да был один король, -
Где, когда - нам неизвестно
(Догадаться сам изволь).
Спал без славы он чудесно,
И носил король-чудак
Не корону, а колпак.
Право так!
Ха, ха, ха! Ну не смешно ль?
Вот так славный был король!

Он обед и завтрак свой
Ел всегда без спасенья;
На осле шажком порой
Объезжал свои владенья;
И при нем достойно нес
Службу гвардии барбос,
Верный пес!
Ха, ха, ха! Ну не смешно ль?
Вот так славный был король!

Был грешок один за ним:
Выпивал он преизрядно.
Но служить грешкам таким
Для народа не накладно,
Пошлин он не налагал, -
Лишь по кружке с бочки брал
В свой подвал.
Ха, ха, ха! Ну не смешно ль?
Вот так славный был король!

Как умел он увлекать
Дам изысканного тона!
И "отцом" его мог звать
Весь народ не без резона.
Не пускал он ружей в ход;
Только в цель стрелял народ
Дважды в год.
Ха, ха, ха! Ну не смешно ль?
Вот так славный был король!

Он отличный был сосед:
Расширять не думал царства
И превыше всех побед
Ставил счастье государства.
Слез народ при нем не знал;
Лишь как умер он - взрыдал
Стар и мал...
Ха, ха, ха! Ну не смешно ль?
Вот так славный был король!

Не забыл народ о нем!
Есть портрет его старинный:
Он висит над кабачком
Вместо вывески рутинной.
В праздник там толпа кутит,
На портрет его глядит
И кричит
(Ха, ха, ха! Ну не смешно ль?):
"Вот так славный был король!"

Пер. И. и А. Тхоржевских

@темы: б, francaise, b, 19

---

[Lika_k]

Georges Ribemont-Dessaignes
Attente
Les hirondelles du souvenir
Voyagent d’un doigt à l’autre
Et sur le bout du doigt
Le lézard vert de l’avenir
Mange les mouches du cœur.
Je donnerai cette pastille,
À la langue qui baisera l’ennui fidèle,
J’accepterai la main
Qui donnera des graines de soleil,
De lune, d’étoiles et de nuages
À mon perroquet vert.
Je crie :
À moi, à moi, à moi !
Mais je sais bien que ce n’est qu’un perroquet à l’œil vorace,
Car je n’appelle pas, ni moi, ni vous ni personne.
Sous le masque j’ai mis le vide.
Dans le vide j’ai mis les mille lettres de l’alphabet,
Cela fait un beau concert
Bien qu’il n’y ait personne.
Et pourtant j’attends, j’attends,
J’attends le zéro qui ne viendra jamais.
Read more at www.paperblog.fr/5900196/georges-ribemont-dessa...

Жорж Рибемон-Дессень
Ожидание
Ласточки памяти
Перелетают с пальца на палец,
И на кончике каждого пальца
Зеленая ящерка будущего
Пожирает мушек сердца.

Я положу эту карамельку
На язык, который обласкает смертельную скуку,
Я возблагодарю руку,
Которая насыплет зерна солнца.
Луны, звезд и облаков
Моему зеленому попугаю.
Я кричу:
- И мне, и мне, и мне! -
Но хорошо знаю,
Что все это лишь попугаю с ненасытным оком,
И никого не зову - ни себя, ни вас.
Под маской размещу пустоту.
В пустоте-тысячи букв.
Вот слаженный оркестр,
Хотя никто не слышит.
И однако я жду, жду,
Жду, когда выпадет зеро, которое никогда не выпадает.
Пер. Михаила Яснова

@темы: dada, francaise, д, d, 20, р (rus), r, surrealism

---

[Lika_k]

10.11.2013 в 01:04

Пишет  Нэт Старбек:

Элиотовского Пруфрока нарисовали в виде комиксов. Выглядит это как-то так:

Но меня наповал сразил белый желтый и пушистый дымок.

Смотреть можно тут, у автора (Джулиана Питерса).

@темы: english, repost, e, 20, eliot, t. s., english: anglo-american

---

[Lika_k]

Чжан Кэ-Цзю (1275-1345?)
Весенняя ночь
Когда прилетают ласточки,
пью немало вина.
Расцветают пионы в саду —
душа стихами полна.
Сумрак окутал дворцовый сад.
Кончился дождь. Тишина.
Отражённая в зеркале,
спокойно светит луна.
Цитру беру, —
как льдинка, звенит она.
Чашу наполнил —
весенняя ночь длинна.
пер. И. Смирнова

@темы: ц, 14, ч, chinese, middle ages, eastern, к (rus), 13

---

[Lika_k]

Амадо Нерво
Мертвые волны
В недоступных подземных глубинах,
в царстве холода, мрака и смерти,
бесконечным, безмолвным потоком
тихо катятся мертвые воды…
Иногда под скалистой бронею
настигает их жало стальное, —
и огромным пушистым султаном
они в небо взлетают, сверкая;
иногда, словно черные змеи
извиваясь в подземных темницах,
в неустанном и вечном движении
они тщетно стремятся на волю…
К серебристо-зеркальному морю
устремляются реки земные,
свет зари и алмазные звезды
в изумрудных волнах отражая.
Берега их увиты цветами,
в тихих омутах прячутся нимфы,
и вода там поет свою песню,
орошая поля и долины.
В беломраморной чаше фонтана
своевольна вода и игрива,
как принцесса в дворцовых покоях,
рассыпает узор свои жемчужный —
то стрелою взвивается к небу, —
то, как веер прозрачный, струится,
то, опавши брильянтовой пылью,
засыпает, тихонько мурлыча…
Океана безбрежные волны
разбиваются с шумом о берег,
сотрясают гранитные скалы
и в кипенье вздымаются к тучам.
Там вода — королева вселенной,
разъяренная, дикая сила
грозно спорит с землею и небом
и стихиям свой вызов бросает.
Как несхожа с могучей царицей
та вода, что живет под землею,
та, что предана вечному мраку
в замогильных бесплодных глубинах!
Та вода, что не видела солнца,
что ни петь не умеет, ни плакать,
что родилась немой и безвестной,
что слепой остается рабыней!
Как она, никому не известны,
как она, погруженные в тени,
в закоулках души протекают
нашей внутренней жизни потоки.
Кем изведан наш ход прихотливый?
Кем измерено темное русло?
Много ям и подводных ловушек
ваши воды немые скрывают.
А открой вам дорогу на волю,
вы бы вышли столбом белопенным,
что, бурля и сверкая на солнце,
выше сосен и кедров взлетает!..
Но, увы, никогда, обреченным,
не увидеть вам света дневного…
И блуждают, как прежде, во мраке
нашей внутренней жизни потоки.
Пер. С. Мамонтова

@темы: н, 20, latinoamericano

---

[Lika_k]

Я нашла идеальное для меня чтение "Любовной песни Дж. Альфреда Пруфрока" - Алек Гиннесс лично для меня просто идеальный, все остальные, включая самого Элиота, рядом с ним могут отдыхать.


T. S. Eliot - The Love Song Of J... by poetictouch

О-о, а там и The Waste Land и другие стихи Элиота с ним

@темы: e, 20, youtube, eliot, t. s., english: anglo-american

---

[Lika_k]

Анимация на основе Rhapsody on a Windy Night Элиота. Не скажу, что в моем восприятии музыкально это совпадает со стихотворением, но визуально очень красиво.

@темы: e, 20, youtube, eliot, t. s., english: anglo-american

---

[Lika_k]

Николай Гумилев
посв. Валерию Брюсову
Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
Не проси об этом счастье, отравляющем миры,
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое темный ужас начинателя игры!

Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,
У того исчез навеки безмятежный свет очей,
Духи ада любят слушать эти царственные звуки,
Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.

Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам,
Вечно должен биться, виться обезумевший смычок,
И под солнцем, и под вьюгой; под белеющим буруном,
И когда пылает запад и когда горит восток.

Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье,
И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, -
Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленье
В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.

Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось все, что пело,
В очи глянет запоздалый, но властительный испуг.
И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело,
И невеста зарыдает, и задумается друг.

Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ!
Но я вижу - ты смеешься, эти взоры - два луча.
На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ
И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!

(02.12.1907 или 1910)

@темы: 20, gumilev, nokolai, г (rus), russian

---

[Lika_k]

Бальдомеро Фернандес Морено
Элегия на смерть Л. Лугонеса
Может быть, птица поет
Ветвям могучего дуба.
Может быть, речка журчит
Камням замшелым и грубым.
Может быть, плачет ветер
Кресту на церковной крыше.
Может быть, мы молчим.
Потому что ты нас не слышишь.
Пер. В. Столбова

@темы: м, 20, latinoamericano