[Lika_k]

Мануэль дель Кабраль
Поэзия
В стакане так светла вода:
прозрачный сплав стекла и льда…
Как будто это пустота
в сосуд звенящий налита.
Как будто ничего в нем нет…
Лишь бьет в глаза слепящий свет!

Пер. С. Гончаренко

@темы: 20, latinoamericano, к (rus)

---

[Lika_k]

Ян Сатуновский
О, как ты сдерживаешься,
чтобы не закричать,
не взвыть,
не выдать себя –
ничем –
посреди топота
спешащих жить, –
поскальзывающихся,
встающих,
оскаливающихся,
жующих,
сталкивающихся –
лоб в лоб –
толп, толп!
1946

@темы: 20, с (rus), russian

---

[Lika_k]

Хосе Коронель Уртечо
Маленькая ода дядюшке Койоту
Среди животных дядюшка Койот
не кто иной, как Дон Кихот.
Как одинокий пес, он не встречал привета,
сын беззащитности, не забегал в стада,
его чужая трогала беда,
он жил прекрасною мечтою, но за это
издевки и пинки терпел всегда.
Теперь он постоянный странник
на тропах сказок самых странных.
До фруктов он охотник был большой,
притом не признавал в садах калиток,
шкафов закрытых
и собственности, как на грех, чужой.
Глотая запахи из деревенских кухонь,
он угодил в капкан,
и, жертва хитрости скупых крестьян,
в кругу бранчливых злых старух он
чуть не скончался, страхом обуян.
Так Дон Кихотишкою кухонным прозвали
Кайота, рыцаря печали.
Верша неправый суд,
все были с ним безжалостны и грубы,
ему спалили зад, повыбивали зубы,
и в довершенье бед он прыгнул в пруд,
в котором лунное увидел отраженье
и порешил, что это сыр.
Тут кончились его мученья:
Койот земной покинул мир
и поселился в мире сказки.
Был наделен такою же судьбой
китайский
поэт Ли Бо.

Пер. В. Васильева

@темы: 20, latinoamericano

---

[Lika_k]

Педро Мигель Облигадо
Дождь не говорит ничего
Город в сумерках бродит.
Звеня,
дождь приходит —
агония дня.
Мокрый город не видит лица своего,
за туманом глаза он прячет.
Дождь не говорит ничего
и плачет.
Люди бегут от хрустальной воды;
послушно
закрываются окна, как от беды, —
и, быть может, один человек поглядит равнодушно…
Дождь, похоже, устал от себя самого;
словно розовый куст, что без роз, одичало маячит,
он не говорит ничего, ничего, ничего
и плачет.
Пришел он, посланец реки,
с поцелуями свежести,
послание рвется на капли, в клочки,
чтобы мы причастились струящейся нежности.
Но, понимая, что люди отвергли его,
он все звонче по улицам скачет,
речь заводит… И под конец не говорит ничего
и плачет.
Как безумец в своем исступленном упрямстве,
вспоминая забытую песню, он стонет,
неуютно ему в этом темном пространстве,
все мешает ему, и все его гонят.
Луговая трава не желает уже ни глотка от него,
люди, прячась, его то и дело дурачат, —
он не говорит ничего
и плачет.
Может, глядя на горе людей,
он слезинки льет
или вспомнил тончайшую из вечерних затей —
полотно нам в утеху ткет?
Или, видя, что людям не до него,
он скорбит об уделе, который ему предназначен?
Дождь не говорит ничего, ничего, ничего
и плачет.
Над мертвым днем
звук мелодии чистой
пролетает с дождем.
Серебристый,
зачарованный звоном его,
город в ночь заплывает незряче…
Дождь не говорит ничего
и плачет.

Пер. Т. Глушковой

@темы: 20, latinoamericano, о (rus)

---

[Lika_k]

Порфирио Барба Хакоб
Человек
Вы, в чьем сердце не было скорби по господу богу,
а на руках — крови убийства,
те, чей разум не потрясен был Вселенной,
кто не слышит, как червь трусости
неустанно подтачивает нашу душу,
кто не знавал ни высочайшей хвалы,
ни неизбывного позора;
вы, кто был счастлив в самую меру —
без ослепительных озарений, негаданных, ежечасно возможных,
кто не задумывался о призрачности Пространства и Времени
и полагает, что жизнь ограничена очевидным:
закон, брак, любовь и ребенок;
кто колосья крадет у разгневанной пашни
и невозмутимо разламывает хлеб вымытыми руками;
кто произносит: «светает», —
не замирая перед волшебным ирисом зари;
кто не сподобился стать просто-напросто нищим
или добыть хлеб и кров своими трудами
среди разоренья, трущоб, нищеты;
кто в бедности не умел отсчитывать дни,
не рассуждая, а лишь терпеливо страдая;
те, кто не бился от ужаса
в страшных тисках, железных объятиях
страсти,
те, чья душа не сгорала в темном и чадной огне, —
сумрачная, немая,
сосуд позора, светильник безмерной жертвенности, —
те не постигли страдальческой сути
этого имени: ЧЕЛОВЕК.

Пер. Т. Глушковой

@темы: 20, latinoamericano, х (rus)

---

[Lika_k]

Эваристо Карриего
Дорога к нашему дому
Ты стала родной нам, дорога,
как вещь домашнего обихода;
и все здесь родное: над тротуаром
высоких деревьев своды,
веселое буйство мальчишек,
и лица друзей старинных,
и шепоток
бесконечных историй интимных,
блуждающих по кварталу,
и монотонные стоны шарманки усталой,
которые нравятся нашей соседке,
большеглазой, печальной.
Мы любим тебя
навечно и изначально,
дорога к нашему дому. Ей-богу,
мы любим тебя, дорога!
Здесь все
нам тревожит память!
Кажется, каждый камень
в своих тайниках скрывает
шелест шагов знакомых,
которых с годами
мы не услышим
у нашего дома.
Дорога, для нас
ты, словно лицо дорогое,
которое мы целовали
несчетное множество раз.
Видишь, как мы сроднились с тобою!
Ежевечерне, без перемены, —
мы видим на улице той же
все те же привычные сцены…
И девушка та же, — скромна и тиха,—
стареющая постепенно
в ожидании жениха…
Порою нежданные встречи:
незнакомцы, приветливо или строго,
глядят на прохожих с порога.
И расставанья бывают тоже —
кто-то тихо уходит
на новое место иль в бездорожье,
покинув тебя, дорога.
Уходят люди —
соседи, которых больше не будет!
И мы — даже страшно подумать —
однажды уйдем, кто знает — куда,
тихонько уйдем, без шума,
уйдем, как они — навсегда.

Пер. Н. Горской

@темы: 20, latinoamericano, к (rus)

---

[Lika_k]

Рубен Мартинес Вильена
Мотивы неясной печали
О немощность сознанья, бессилие решиться
облечь в стихотворенье неясные догадки.
И нет конца печали: не рвется вереница
похожих дней, текущих в трагическом порядке.
Желанного покоя и жаждать и страшиться:
в нем наше отреченье от вековечной схватки
с самим собой, с устами, которым ласка снится,
и с горстью малых истин, и с бездною Загадки.
Страдать за все: за тщетность бесплодных осмыслений,
за то, что сердце друга в жестоком отдаленье,
за хладный ум Паллады в порыве Аполлона…
И в постоянной тяге к непостижимой шири
быть вечно одиноким и жить уединенно —
быть строчкой, для которой нет рифмы в целом мире!

Пер. П. Грушко

@темы: 20, в, latinoamericano

---

[Lika_k]

Henry Wadsworth Longfellow
Mezzo Cammin
Half my life is gone, and I have let
The years slip from me and have not fulfilled
The aspiration of my youth, to build
Some tower of song with lofty parapet.
Not indolence, nor pleasure, nor the fret
Of restless passions that would not be stilled,
But sorrow, and a care that almost killed,
Kept me from what I may accomplish yet;
Though, half-way up the hill, I see the Past
Lying beneath me with its sounds and sights,--
A city in the twilight dim and vast,
With smoking roofs, soft bells, and gleaming lights,--
And hear above me on the autumnal blast
The cataract of Death far thundering from the heights.

Генри Лонгфелло Стихи
Mezzo Cammin
Прошло полжизни; стерся даже след
Минувших дней. Где юный жар стремленья
Из рифм, из песен, полных вдохновенья,
Дворец воздвигнуть для грядущих лет?
Виной не праздность, не любовь, о нет!
Не беспокойной страсти наслажденья,
Но горести едва ль не от рожденья,
Чреда забот убийственных и бед.
И с полгоры я вижу под собою
Все прошлое, весь этот темный ад, —
В дымах, в огнях мой город, скрытый мглою,
Где стоны, плач и никаких отрад
И на ветру осеннем, надо мною
С вершин гремящий Смерти водопад.

Пер. В. Левика

@темы: л, 19, english-american, l

---

[Lika_k]

Ralph Waldo Emerson
Each and All
Little thinks, in the field, yon red-cloaked clown,
Of thee from the hill-top looking down;
The heifer that lows in the upland farm,
Far-heard, lows not thine ear to charm;
The sexton, tolling his bell at noon,
Deems not that great Napoleon
Stops his horse, and lists with delight,
Whilst his files sweep round yon Alpine height;
Nor knowest thou what argument
Thy life to thy neighbor's creed has lent.
All are needed by each one;
Nothing is fair or good alone.
I thought the sparrow's note from heaven,
Singing at dawn on the alder bough;
I brought him home, in his nest, at even;
He sings the song, but it pleases not now,
For I did not bring home the river and sky; —
He sang to my ear, — they sang to my eye.
The delicate shells lay on the shore;
The bubbles of the latest wave
Fresh pearls to their enamel gave;
And the bellowing of the savage sea
Greeted their safe escape to me.
I wiped away the weeds and foam,
I fetched my sea-born treasures home;
But the poor, unsightly, noisome things
Had left their beauty on the shore,
With the sun, and the sand, and the wild uproar.
The lover watched his graceful maid,
As 'mid the virgin train she stayed,
Nor knew her beauty's best attire
Was woven still by the snow-white choir.
At last she came to his hermitage,
Like the bird from the woodlands to the cage; —
The gay enchantment was undone,
A gentle wife, but fairy none.
Then I said, "I covet truth;
Beauty is unripe childhood's cheat;
I leave it behind with the games of youth:" —
As I spoke, beneath my feet
The ground-pine curled its pretty wreath,
Running over the club-moss burrs;
I inhaled the violet's breath;
Around me stood the oaks and firs;
Pine-cones and acorns lay on the ground;
Over me soared the eternal sky,
Full of light and of deity;
Again I saw, again I heard,
The rolling river, the morning bird; —
Beauty through my senses stole;
I yielded myself to the perfect whole.

Ральф Уолдо Эмерсон
Все и каждый
Так думал я в поле, где красный наряд
Мелькал деревенского парня смешного:
Я слушать люблю, как коровы мычат,
Но, право, об этом не знают коровы.
Звонарь, совершая положенный звон,
Не знал, что прославленный Наполеон
Пришпорит коня ради этого звона,
И мальчик из конницы Наполеона
Не мыслил себя как одну из причин
Победной войны у альпийских вершин.
Что значишь ты сам по себе – неизвестно.
Одно без всего некрасиво, не честно…
Люблю воробьиную песнь на заре,
Когда они в небе чирикают мило,
Но раз я поймал воробья на дворе,
И так его песня меня утомила!
Верну его снова листве, небесам –
Пусть уху поет, а природа глазам.
Как я любовался на гальках прибрежных
Раскрытыми створками раковин нежных!
Они розовей, перламутровей стали
От мелких, пузырчатых брызг на эмали.
Как море гремело, когда на волне
Они подплывали в ладони ко мне!
Я смыл с них любовно травинки и пену,
Я взял их как дар океана бесценный,
У ветра и солнца я отнял их чудо,
И что предо мною? – Зловонная груда!..
Любовник следит за подругой тайком,
Он словно толпой херувимов влеком.
Но лучшее в мире ее украшенье
Соткали снежинки в их белом круженье, -
Она попадет к нему скоро под кров,
Как в клетку певунья зеленых лесов,
И чудо развеется: милой женой
Пребудет она, но не феей лесной.
Я думал: «Я правду теперь возлюбил,
А ты, красота, ты игрушка ребенка,
Тобой я утешился и позабыл».
В тот миг под ногой моей мягко и тонко
Скользнул, содрогнулся плаун голубой,
Лишайников шапки повсюду серели,
Я чувствовал запах фиалки лесной,
Навстречу дубы выступали и ели,
И шишки, и желуди всюду пестрели.
Высокий стоял надо мной небосвод –
Где Солнце горит и Создатель живет.
И снова открылись для слуха и зренья
Журчанье ручьев, соловьиное пенье.
Опять красота диктовала уму
И вновь приобщала меня ко Всему.

Пер. А.Шараповой

@темы: э, e, 19, english-american

---

[Lika_k]

Рабиндранат Тагор
Последняя поэма
...Слышишь ли шорох летящего времени?
Вечно его колесница в пути...
Сердца удары нам слышатся в небе,
Звёзды во тьме колесницей раздавлены, –
Как не рыдать им у тьмы на груди?..

Друг мой!
Время мне бросило жребий,
В сети свои захватило меня,
Мчит в колеснице опасной дорогой,
Слишком от мест, где ты бродишь, далёкой,
Там, где уже не увидишь меня,
Там, где неведомо, что впереди...
Кажется мне: колесницей захвачена,
Смерть уже тысячу раз победив,
Вот я сегодня взошла на вершину,
В блеске зари обагренно-прозрачную... –
Как не забыть своё имя в пути?


Ветер ли старое имя развеял?
Нет мне дороги в мой брошенный край...
Если увидеть пытаешься издали, –
Не разглядишь меня...

Друг мой,
Прощай!
Знаю – когда-нибудь в полном спокойствии,
В позднем покое когда-нибудь, может быть,
С дальнего берега давнего прошлого
Ветер весенний ночной принесет тебе вздох от меня!
Цветом бакуля опавшим и плачущим
Небо тебя опечалит нечаянно, –
Ты погляди, не осталось ли что-нибудь
После меня?...
В полночь забвенья
На поздней окраине
Жизни твоей
Погляди без отчаянья, –
Вспыхнет ли?
Примет ли облик безвестного сонного образа,
будто случайного?...

...Это не сон!
Это – вся правда моя, это – истина,
Смерть побеждающий вечный закон.
Это – любовь моя!
Это сокровище –
Дар неизменный тебе, что давно ещё
Был принесён...
В древний поток изменений заброшена,
Я уплываю, – и время несёт меня
С края на край,
С берега к берегу, с отмели к отмели...
Друг мой, прощай!

Ты ничего не утратил, по-моему...
Вправе и пеплом и прахом играть –
Создал бессмертной возлюбленной образ, –
Блеск и сиянье бессмертной возлюбленной
вызвать из сумрака можешь опять!

Друг!
Это будет вечерней игрою,
Не помешает меня вспоминать...
Жадным движеньем обижен не будет
Трепет левкоев на жертвенном блюде.
Ты обо мне не печалься напрасно –
Дело достойное есть у меня,
Есть у меня мир пространства и времени...
Разве избранник мой беден? О нет!
Всю пустоту я заполню опасную, –
Верь, что всегда выполнять я намерена
Этот обет.
Если же кто-нибудь, озабоченный,
Ждать меня будет с тайной тревогою, –
Счастлива буду – вот мой ответ!

Из половины светлой месяца в тёмную
половину вынеся
Благоухающий сноп тубероз, –
Кто – пронеся их дорогою долгою,
В ночь теневой половины месяца
Жертвенный мог бы украсить поднос?

Кто и меня увидал бы в радости
Безграничного всепрощения?..
Соединятся злое и доброе, –
Им на служенье себя отдам!

Вечное право я получила,
Друг мой, на то, что сама отдала тебе...
Ты принимаешь мой дар по частям.

Слыша печальных мгновений течение,
Ими наполни ладонь – и напейся:
Сердце моё, как пригоршню, любовно
Я подставляю твоим устам...

О, несравненный!
Я дар принесла тебе:
Все, что дарю, – мне тобою даровано:
Сколько ты принял – настолько должницею
Ты меня сделал...
О друг мой, прощай.

@темы: indian, т, 20, tagore, rabindranath

---

[Lika_k]

Альфонсина Сторни
Узы
Пустая мечта, ты живешь в душе,
грея ее понемногу.
Ежишься, точно нищенка
горькая у порога.
Если б я ушла от тебя,
вольной желая воли,
сердце мое одинокое
умерло бы от боли.
Но ты притаилась в моей груди
и стережешь мой голос.
С жизнью постылой меня связал
этот тончайший волос.
Я то и дело гнала тебя:
морочь ты кого другого!..
Но ты возращалась ко мне опять,
как докучливый овод.

Пер. Т. Глушковой

@темы: 20, latinoamericano, с (rus)

---

[Lika_k]

Sylvia Plath
The Arrival of the Bee Box
I ordered this, clean wood box
Square as a chair and almost too heavy to lift.
I would say it was the coffin of a midget
Or a square baby
Were there not such a din in it.

The box is locked, it is dangerous.
I have to live with it overnight
And I can’t keep away from it.
There are no windows, so I can’t see what is in there.
There is only a little grid, no exit.

I put my eye to the grid.
It is dark, dark,
With the swarmy feeling of African hands
Minute and shrunk for export,
Black on black, angrily clambering.

How can I let them out?
It is the noise that appalls me most of all,
The unintelligible syllables.
It is like a Roman mob,
Small, taken one by one, but my god, together!

I lay my ear to furious Latin.
I am not a Caesar.
I have simply ordered a box of maniacs.
They can be sent back.
They can die, I need feed them nothing, I am the owner.

I wonder how hungry they are.
I wonder if they would forget me
If I just undid the locks and stood back and turned into a tree.
There is the laburnum, its blond colonnades,
And the petticoats of the cherry.

They might ignore me immediately
In my moon suit and funeral veil.
I am no source of honey
So why should they turn on me?
Tomorrow I will be sweet God, I will set them free.

The box is only temporary.

@темы: p, 20, english-american, plath, sylvia

---

[Lika_k]

Charles Bukowski
Oh Yes
there are worse things than
being alone
but it often takes decades
to realize this
and most often
when you do
it’s too late
and there’s nothing worse
than
too late.

@темы: b, 20, english-american

---

[Lika_k]

Вячеслав Иванов (1866—1949)
Exit Cor Ardens
Моя любовь — осенний небосвод
Над радостью отпразднованной пира.
Гляди: в краях глубокого потира
Закатных зорь смесился желтый мед

И тусклый мак, что в пажитях эфира
Расцвел луной. И благость темных вод
Творит вино божественных свобод
Причастием на повечерьи мира...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

(Загорье. 1907 г.)

@темы: 20, symbolism, и/й, russian

---

[Lika_k]

Лорка
Руина
Зов без ответа.
Бродячий узник собственного тела.
Таким был облик ветра.

Луна над головою
внезапно превратилась в конский череп,
и воздух вызрел чёрною айвою.

В пустой оконной раме
рассыпала свои бичи и звёзды
борьба воды с песками.

И видел я, как травы шли на приступ,
и бросил им ягнёнка – и ягнёнок
заплакал на зубах у стрелолиста.

Взъерошивая перья и скорлупки,
внутри повисшей капли
кружился прах растерзанной голубки.

И, не меняя цвета,
отары туч лениво наблюдали
единоборство камня и рассвета.

А травы шли. Всё ближе и всё ближе.
Любовь моя, они вспороли небо
и, как ножи, царапают по крыше.

Любимая, дай руки! Мы в осаде.
По рваному стеклу разбитых окон
кровь разметала слипшиеся пряди.

Одни лишь мы, любовь моя, остались.
Отдай же свой скелет на волю ветра.
Одни лишь мы, любовь моя, остались.

На волю ветра, сирый мой ребёнок!
Найдём, любовь, найдём, пока не поздно,
хоть тени наших лиц непогребённых!

пер. А.Гелескула

@темы: espanol, л, 20, lorca

---

[Lika_k]

Dylan Thomas
Your breath was shed
Invisible to make
About the soiled undead
Night for my sake,

A raining trail
Intangible to them
With biter’s tooth and tail
And cobweb drum,

A dark as deep
My love as a round wave
To hide the wolves of sleep
And mask the grave.

@темы: t, 20, english-british, thomas, dylan

---

[Lika_k]

Wallace Stevens
I.
It is she alone that matters.
She made it. It is easy to say
the figures of speech, as why she chose
this dark, particular rose.

II.
Everything in it is herself.
Yet the freshness of the leaves, the burn
of the colors, are tinsel changes,
out of the changes of both light and dew

III.
How often had he walked
beneath summer and the sky
to receive her shadow into his mind …
Miserable that is was not she.

IV.
The sky is too blue, the earth too wide.
The thought of her takes her away.
The form of her in something else
is not enough.

V.
The reflection of her here, and then there,
Is another shadow, another evasion,
Another denial. If she is everywhere,
She is nowhere, to him.

VI.
But this she has made. If it is
Another image, it is one she has made.
It is she that he wants, to look at directly,
Someone before him to see and to know.
(from “Bouquet of Belle Scavoir”)

@темы: s, 20, english-american, stevens, wallace

---

[Lika_k]

Wallace Stevens
The greatest poverty is not to live
In a physical world, to feel that one’s desire
Is too difficult to tell from despair. Perhaps,
After death, the non-physical people, in paradise,
Itself non-physical, may, by chance, observe
The green corn gleaming and experience
The minor of what we feel. The adventurer
In humanity has not conceived of a race
Completely physical in a physical world.
The green corn gleams and the metaphysicals
Lie sprawling in majors of the August heat,
The rotund emotions, paradise unknown.
This is the thesis scrivened in delight,
The reverberating psalm, the right chorale.”
(from section XV of “Esthétique Du Mal,”)

@темы: s, 20, english-american, stevens, wallace

---

[Lika_k]

Альфонсина Сторни
Уроки
Если б наши сердца откликаться, как эхо, умели,
в них воскресли бы мертвых людей голоса,
а возможно, что в них зазвенели бы трели
певчих птиц, озарявших леса.
Ведь, усвоив себе доброту с колыбели,
сердце учится жизни, меж тем репетируя смерть,
репетируя драму, которую мы разучить не успели
и которую мы в одиночестве будем играть и смотреть.
Сколько раз оно плакало, билось к пело,
обрывалось и падало, чтоб к поднебесью лететь…
Обучение смерти — почти безнадежное дело:
каждый миг умираем, затем чтобы раз умереть.

Пер. Т. Глушковой

@темы: 20, latinoamericano, с (rus)

---

[Lika_k]

Готфрид Бенн
Летят ли мгновенья,
слово звучит —
рана творенья
кровоточит.

Слизью сочится
вечный зачин,
каплет живица
в лоно причин.

Дары и слова
все взяли сполна:
гунны — подкову,
скиф — стремена.

Утешься сущим,
не обремени
небо несущих —
пройдут и они.

Твои — лишь мгновенье,
сказаний свет,
да рана творенья.
Иного нет.

Пастушье пенье,
поля в дыму —
это знаменье,
доверься ему.

Вглядись в безмерность
ушедших лет,
ей имя — верность.
Иного нет.

Верность теченью
земных дорог,
верность знаменью —
близится срок.

Морок, мельканье,
сказаний свет,
да хмель молчанья.

Пер. Галины Бушковой

@темы: б, deutsche, 20, expressionism