[Lika_k]

Павел Антокольский
Мне странно говорить о том,
Что не написан целый том,
Что заморожен целый дом,
Что я твоим судим судом.

Мне жутко будущего ждать,
И бледным призраком блуждать,
И в будущем предугадать
Несбыточную благодать.

Но выбор слишком невелик,
Он и двусмыслен и двулик.
Бросает лампа на пол блик
Предосудительных улик.

Стихи даются мне легко,
Но не взлетают высоко.
А ты живешь недалеко
Под именем МАНОН ЛЕСКО.
10 января 1976

@темы: 20, а (rus), russian

---

[Lika_k]

Павел Антокольский
Ребенок мой осень
Ребенок мой осень, ты плачешь?
То пляшет мой ткацкий станок.
Я тку твое серое платье,
И город свернулся у ног.

Ребенок седой и горбатый,
Твоя мне мерещится мощь –
По крышам и стеклам Арбата
С налета ударивший дождь.

Мой ранний, мой слабый ребенок,
Твой плач вырастает впотьмах.
Но сколько их, непогребенных
Детей моих, в сонных домах!

Теперь мне осталось одно лишь
Седое, как дождь, ремесло.
Но ты ведь не враг. Ты позволишь,
Чтоб это мученье росло,

Чтоб наше прощанье окрепло,
Кренясь на великом ветру,
Пока я соленого пепла
И пены со рта не сотру.
1924

@темы: 20, а (rus), russian

---

[Lika_k]

София Парнок
Сафо
"Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою" -
Ах, одностишья стрелой Сафо пронзила меня!
Ночью задумалась я над курчавой головкою,
Нежностью матери страсть в бешеном сердце сменя, -
"Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою".

Вспомнилось, как поцелуй отстранила уловкою,
Вспомнились эти глаза с невероятным зрачком...
В дом мой вступила ты, счастлива мной, как обновкою:
Поясом, пригоршней бус или цветным башмачком, -
"Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою".

Но под ударом любви ты - что золото ковкое!
Я наклонилась к лицу, бледному в страстной тени,
Где словно смерть провела снеговою пуховкою...
Благодарю и за то, сладостная, что в те дни
"Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою".
Февраль 1915 (?)

@темы: 20, symbolism, п, russian

---

[Lika_k]

София Парнок
Злому верить не хочу календарю.
Кто-то жуткий,
Что торопишь? Я не подарю
Ни минутки.

Каждый день тебе по одному листку, -
Разве мало?
Ростовщичью ублажать твою тоску
Я устала.

С нотной, чудится мне, спрыгнул ты строки
Черной ноткой,
Вечно складываешь пальчики-крючки
Ты щепоткой, -

Отщипнуть бы, выхватить из жизни день,
Душу вытрясть.
Я твою, пустая, злая дребедень,
Знаю хитрость.

Осень, осень только по календарю!
Кто-то жуткий,
Не обманешь, - я не подарю
Ни минутки.

@темы: 20, symbolism, п, russian

---

[Lika_k]

William Morris (1834–96)
The Blue Closet
The Damozels

Lady Alice, Lady Louise,
Between the wash of the tumbling seas
We are ready to sing, if so ye please:
So lay your long hands on the keys;
Sing “Laudate pueri.”

And ever the great bell overhead
Boom’d in the wind a knell for the dead,
Though no one toll’d it, a knell for the dead.

Lady Louise

Sister, let the measure swell
Not too loud; for you sing not well
If you drown the faint boom of the bell;
He is weary, so am I.

And ever the chevron overhead
Flapp’d on the banner of the dead;
(Was he asleep, or was he dead?)

Lady Alice

Alice the Queen, and Louise the Queen,
Two damozels wearing purple and green,
Four lone ladies dwelling here
From day to day and year to year:
And there is none to let us go;
To break the locks of the doors below,
Or shovel away the heap’d-up snow;
And when we die no man will know
That we are dead; but they give us leave,
Once every year on Christmas-eve,
To sing in the Closet Blue one song:
And we should be so long, so long,
If we dar’d, in singing; for, dream on dream,
They float on in a happy stream;
Float from the gold strings, float from the keys,
Float from the open’d lips of Louise:
But, alas! the sea-salt oozes through
The chinks of the tiles of the Closet Blue;

And ever the great bell overhead
Booms in the wind a knell for the dead,
The wind plays on it a knell for the dead.

(They sing all together: )

How long ago was it, how long ago,
He came to this tower with hands full of snow?

“Kneel down, O love Louise, kneel down,” he said,
And sprinkled the dusty snow over my head.

He watch’d the snow melting, it ran through my hair,
Ran over my shoulders, white shoulders and bare.

“I cannot weep for thee, poor love Louise,
For my tears are all hidden deep under the seas;

“In a gold and blue casket she keeps all my tears,
But my eyes are no longer blue, as in old years;

“Yea, they grow gray with time, grow small and dry,
I am so feeble now, would I might die.”

And in truth the great bell overhead
Left off his pealing for the dead,
Perchance because the wind was dead.

Will he come back again, or is he dead?
O! is he sleeping, my scarf round his head?

Or did they strangle him as he lay there,
With the long scarlet scarf I used to wear?

Only I pray thee, Lord, let him come here!
Both his soul and his body to me are most dear.

Dear Lord, that loves me, I wait to receive
Either body or spirit this wild Christmas-eve.

Through the floor shot up a lily red,
With a patch of earth from the land of the dead,
For he was strong in the land of the dead.

What matter that his cheeks were pale,
His kind kiss’d lips all gray?
“O, love Louise, have you waited long?”
“O, my lord Arthur, yea.”

What if his hair that brush’d her cheek
was stiff with frozen rime?
His eyes were grown quite blue again,
As in the happy time.

“O, love Louise, this is the key
Of the happy golden land!
O, sisters, cross the bridge with me,
My eyes are full of sand.
What matter that I cannot see,
If ye take me by the hand?”

And ever the great bell overhead
And the tumbling seas mourn’d for the dead;
For their song ceased, and they were dead.

The Blue Closet - Dante Gabriel Rossetti, 1856-57. The painting was the inspiration for Morris's splendid and equally strange poem of the same title, published in 1857 in his The Defence of Guenevere and Other Poems volume. Morris had finished his poem in mid-December 1856

@темы: art, m, 19, pittura, pre-raphaelite brotherhood, english-british

---

[Lika_k]

Iris Tree (1897–1968)
Silence—
Somewhere on earth
There is a purpose that I miss or have forgotten.
The trees stand bolt upright
Like roofless pillars of a broken temple.
There is a purpose in Heaven,
But for me
Nothing.
1917

@темы: t, 20, english-british

---

[Lika_k]

Луиш де Камоэнс
Мучительно за годом год идет,
А дней уже осталась так немного.
Но чем их меньше, тем длинней дорога,
Тем больше в сердце горестных забот.

Мой дар слабеет, и который год
Не знает радость моего порога.
И только опыт, все измерив строго,
Порой обман грозящий узнает.

Гонюсь за счастьем — вот оно! попалось!
Увы! Рванулось и опять умчалось.
Я падаю, встаю, пропал и след...
Бегу опять, зову — оно долеко.
Вперяю в даль отчаянное око...
Оно исчезло, и надежды нет.

пер. В. Левик

@темы: portuguese, 16, sonnet, renaissance, к (rus)

---

[Lika_k]

Iris Tree (1897–1968)
I could explain
The complicated lore that drags the soul
From what shall profit him
To gild damnation with his choicest gold.
But you
Are poring over precious books and do not hear
Our plaintive, frivolous songs;
For we in stubborn vanity ascend
On ladders insecure,
Toward the tottering balconies
To serenade our painted paramours;
Caught by the lure of dangerous pale hands,
Oblivion's heavy lids on sleepless eyes
That cheat between unrest and false repose.
And we are haunted
By spectral Joy once murdered in a rage,
Now taking shape of Pleasure,
Disguised in many clothes and skilful masks.
I could disclose
The truth that hangs between our lies
And jostles sleep to semi-consciousness;
Truth, that stings like nettles
Our frail hands dare not pluck
From out our garden's terraced indolence.
We are not happy,
And you make us dumb with loving hands
Reproachful on our lips.
Nor can we sob our sorrows on your breast,
For we have bartered diamonds for glass,
Our tears for smiles,
Eternity for now.
1917

@темы: t, 20, english-british

---

[Lika_k]

Иван Жданов
Зима
Каравай, каравай,
кого хочешь выбирай!
Из детской считалки
Дорога свернута в рулон,
линяет лес со всех сторон,
справляя праздную затею
и реки покрывая льдом,
держа их на весу вверх дном,
зима пирует. Рядом с нею
мы оказались за столом.

Какая сила нас свела?
И как она одна смогла,
переплавляя наши лица,
их в зимний лик навек свести,
туманом тяжким обвести
и, чтоб самой не простудиться,
его снегами занести?

В крови ярится белизна.
Мы лишены и тени сна.
Трещит костер морозной стужи.
И души смерзлись, как на грех,
теперь одна душа на всех.
Ее, облезлую, снаружи
морозный покрывает мех.

И волосатая душа,
морозным ладаном дыша,
стуча прозрачными зубами,
вступает в многолюдный рай
и вносит сумерки в трамвай.
И дети чертят сапогами
на ней какой-то каравай.

Потом становятся в кружок,
твердят заученный стишок,
заводят с нею разговоры.
И небо смотрит на игру,
и раздвигает ввечеру
свои застенчивые шторы,
и просит ангела к костру.

Но ангел в детских сапогах
уже испытывает страх -
его зима насквозь пронзила.
Учись, дитя, ходить кружком,
учись, душа, дышать снежком,
но земляничный запах мыла
оставь у неба под крылом.

@темы: 20, ж, russian

---

[Lika_k]

Павел Антокольский
Миф
По лунным снам, по неземным,
По снам людей непогребенных
Проходит странник. А за ним
Спешит неведомый ребенок.

«Что, странник, ты несешь, кряхтя?
Футляр от скрипки? Детский гробик?»—
Кричит смышленое дитя,
И щурится, и морщит лобик.

Но странник молча смотрит вверх,
А там, в соревнованье с бездной,
Вдруг завертелся бесполезный
Тысячезвездный фейерверк.

Там за петардой огнехвостой
Мчит вихревое колесо.
Всё это, может быть, непросто,
Но малым детям внятно всё.

И мальчик чувствует, что это
Вся жизнь его прошла пред ним —
Жизнь музыканта иль поэта,
И ужас в ней незаменим.

Что ждет его вниманье женщин,
Утраты, труд и забытье,
Что с чьей-то тенью он обвенчан
И сам погибнет от нее.
1974

@темы: 20, а (rus), russian

---

[Lika_k]

Federico Garcia Lorca
Arlequi'n
Teta roja del sol.
Teta azul de la luna.

Torso mitad coral,
mitad plata y penumbra.

Федерико Гарсиа Лорка
Арлекин
Красного солнца сосок.
Сосок луны голубой.

Торс: половина - коралл, а другая
серебро с полумглой.

Пер. М. Самаев

@темы: espanol, л, 20, lorca, l

---

[Lika_k]

Бродский
Дидона и Эней
Великий человек смотрел в окно,
а для нее весь мир кончался краем
его широкой, греческой туники,
обильем складок походившей на
остановившееся море.
Он же
смотрел в окно, и взгляд его сейчас
был так далек от этих мест, что губы
застыли, точно раковина, где
таится гул, и горизонт в бокале
был неподвижен.
А ее любовь
была лишь рыбой -- может и способной
пуститься в море вслед за кораблем
и, рассекая волны гибким телом,
возможно, обогнать его... но он --
он мысленно уже ступил на сушу.
И море обернулось морем слез.
Но, как известно, именно в минуту
отчаянья и начинает дуть
попутный ветер. И великий муж
покинул Карфаген.
Она стояла
перед костром, который разожгли
под городской стеной ее солдаты,
и видела, как в мареве костра,
дрожавшем между пламенем и дымом,
беззвучно рассыпался Карфаген

задолго до пророчества Катона.

(1969)

@темы: antiquity, б, 20, brodsy, joseph, mythology, russian

---

[Lika_k]

Elinor Wylie
Madman's Song
Better to see your cheek grown hollow,
Better to see your temple worn,
Than to forget to follow, follow,
After the sound of a silver horn.

Better to bind your brow with willow
And follow, follow until you die,
Than to sleep with your head on a golden pillow,
Nor lift it up when the hunt goes by.

Better to see your cheek grown sallow
And your hair grown gray, so soon, so soon,
Than to forget to hallo, hallo,
After the milk-white hounds of the moon.

Элинор Уайли
Песенка безумного
Лучше морщинки на лбу твоем бледном,
Лучше пусть впадины бледных щек,
Чем не стремиться мне следом, следом,
Когда позовет серебряный рог.

Лучше венок ивы печальной
И следом, следом, - пусть даже смерть,
Чем рядом с тобой в позолоченной спальне,
Когда мимо проносится гончих смерч.

Лучше пусть щеки твои увянут
И волосы будут седеть, седеть,
Чем откликаться на зов перестану
И за борзыми луны лететь.

Пер. И.А Кашкин

@темы: 20, w, english-american, у (rus), wylie, elinor

---

[Lika_k]

Sara Teasdale (1884-1933)
Epitaph
Serene descent, as a red leaf’s descending
When there is neither wind nor noise of rain,
But only autumn air and the unending
Drawing of all things to the earth again.
So be it, let the snow fall deep and cover
All that was drunken once with light and air.
The earth will not regret her tireless lover,
Nor he awake to know she does not care.

Такая волшебная, аллегорическая и перевернутая картина смены сезонов. Картина, проникнутая кельтским духом.
Время и земля в извечном любовном круговороте. Снег (а не земля), выступающий погребальным покровом.
Вспомнился у Льюиса - спящий в недрах земли одряхлевший старик - время.

@темы: t, 20, english-american, teasdale, sara

---

[Lika_k]

Elinor Wylie
Escape
When foxes eat the last gold grape,
And the last white antelope is killed,
I shall stop fighting and escape
Into a little house I'll build.

But first I'll shrink to fairy size,
With a whisper no one understands,
Making blind moons of all your eyes,
And muddy roads of all your hands.

And you may grope for me in vain
In hollows under the mangrove root,
Or where, in apple-scented rain,
The silver wasp-nests hang like fruit.

Почему-то первое, что вспомнилось, это смерть Кэти в "На восток от Эдема" Стейнбека.
Она вдруг увидела себя девочкой, совсем маленькой и хорошенькой, розовощекой, как ее сын. Эта девочка понимала, что она умнее и красивее своих сверстниц. Но время от времени она чувствовала себя совсем одинокой, и ее охватывал такой страх, как будто ее обступает высоченный лес врагов. И каждым своим помыслом, взглядом и словом они старались навредить ей. Она плакала от испуга, потому что ей некуда было бежать от них и негде прятаться. Потом однажды она увидела одну книгу. Читать ее научили, когда ей было пять лет. Она хорошо помнила эту книгу в твердом оторвавшемся переплете коричневого цвета с серебряным тиснением. Это была «Алиса в стране чудес».
Кейт переменила положение: у нее затекли локти. Перед глазами встали картинки из книги, и на каждой - Алиса с длинными прямыми волосами. Но больше всего поразил ее воображение и запал в память на всю жизнь пузырек с надписью «Выпей меня!». Она многому научилась у Алисы.
Когда Кэти начинал обступать лес врагов, она была наготове. В кармане у нее лежал пузырек с подслащенной водой, и на этикетке с красным обводом она написала «Выпей меня!». Она отпивала глоточек и начинала уменьшаться, уменьшаться. Пустька теперь враги поищут ее! Она спрячется под какой-нибудь листок или залезет в муравьиную норку, и будет выглядывать оттуда и смеяться над ними. Никто ее не найдет! И нигде ее не запрут, и никто от нее не запрется, потому что она под любой дверью пешком пройдет.
Она любила Алису, играла с ней и делилась всякими секретами. Алиса была верной подружкой и всегда ждала ее, когда ей пожелается стать маленькой-маленькой.
Это было замечательно, так замечательно, что иногда просто хотелось чувствовать себя покинутой и несчастной. И все-таки у нее была приготовлена еще одна маленькая хитрость. В ней ее сила и ее спасение. Стоит только выпить весь пузырек, и ты начнешь уменьшаться и уменьшаться, пока не исчезнешь совсем и не перестанешь существовать. И самое приятное, что, когда тебя не будет, то не будет никогда. Вот ее желанное спасение. Иногда, ложась в постель, она глотала много-много капель из «Выпей меня»и делалась маленькой, как самая крохотная мошка. Но она никогда не пробовала выпить себя насовсем - не было причины. Она тщательно скрывала от других эту маленькую хитрость.
Кейт вспоминала нарисованную в книге девочку и печально качала головой. Странно, почему она забыла про свою волшебную выручалочку. Сколько раз она спасала ее от разных напастей и бед. До чего интересно спрятаться под клеверным листком, и как дивно просвечивает сквозь него солнце. Кэти и Алиса, две неразлучные подружки, обнявшись бродили среди высоченных травяных стеблей. Кэти и в голову не приходило выпить весь пузырек с надписью «Выпей меня», потому что у нее была Алиса.
Кейт уронила голову на скрюченные руки. В душе было одиноко, холодно, пусто. Она много чего натворила, но ее вынуждали к этому. Да, она отличается от других, ей больше дано. Она подняла голову, по лицу ее бежали слезы, но она не пошевелилась, чтобы смахнуть их. Да, это сущая правда. Она умнее и сильнее, чем другие. У нее есть то, чего нет у них.
Едва она подумала об этом, как перед ней выплыло смуглое лицо Кейла. Губы его кривились в злой усмешке. И тут она почувствовала вдруг такую тяжесть, что едва не задохнулась.
У других есть то, чего нет у нее, но она не знала, что именно. Теперь она знает и готова; она поняла, что готовилась к этой минуте давно, быть может, всю свою жизнь. Ум ее работал, как несмазанное колесо, тело дергалось, как кукла в руках неумелого кукловода, но она методично принялась за Последние приготовления.
...
Теперь, когда закрылась дверь в большую комнату, здесь, в серой каморе опустился полумрак, и только лампа бросала кружок света на столик. Кейт взбила и поправила подушки в кресле, прилегла, чтобы проверить, удобно ли. Ей было даже весело, как будто она собиралась на вечеринку. Она бережно выудила цепочку из лифа, отвинтила крышку с цилиндрика и вытряхнула облатку на ладонь. Заулыбалась, глядя на нее.
«Съешь меня», - скомандовала Кейт себе и кинула облатку в рот. Потом взяла чашку. «Выпей меня», - сказала она и отхлебнула крепкого чаю.
Она заставила себя думать только об Алисе, такой крошечной, ожидающей ее. Но другие лица сами лезли на глаза - лица отца и матери, Карла и Адама, Самюэла Гамильтона, Арона, ухмыляющееся лицо Кейла. Он молчал, но злые огоньки в его глазах говорили за него: «Вам чего-то не хватает. У людей это есть, а у вас нет».
Она снова заставила себя думать об Алисе. В стене напротив была дырка от гвоздя. Алиса наверняка там. Сейчас она обнимет Кэти за талию, и Кэти обнимет ее, и они пойдут рядышком, две верные подружки, маленькие, величиной с булавочную головку.
Боль в пальцах постепенно унималась, сладко цепенели руки и ноги. Веки словно набухли, отяжелели. Она зевнула.
- Алиса ведь не знает, что я сразу в прошлое, - то ли подумала она, то ли сказала, то ли подумала, что сказала.
Глаза закрылись, и ее вдруг затошнило, затрясло. Она испуганно открыла глаза и обвела комнату угасающим взглядом. В серой каморе совсем потемнело, и только тусклый кружок света от лампы колыхался и расплывался, как вода в озерце. Веки ее опять опустились, и ладони сложились в горсть, словно держали маленькие груди. Сердце стучало торжественнее и тише, дыхание слабело, становилось реже, а она сама уменьшалась, уменьшалась, уменьшалась и вдруг исчезла совсем - как будто ее и не было.
Джон Стейнбек, "На восток от Эдема"

@темы: literature, 20, citatus, w, english-american, wylie, elinor, libri

---

[Lika_k]

Elinor Wylie
Sea Lullaby
The old moon is tarnished
With smoke of the flood,
The dead leaves are varnished
With colour like blood,

A treacherous smiler
With teeth white as milk,
A savage beguiler
In sheathings of silk,

The sea creeps to pillage,
She leaps on her prey;
A child of the village
Was murdered today.

She came up to meet him
In a smooth golden cloak,
She choked him and beat him
To death, for a joke.

Her bright locks were tangled,
She shouted for joy,
With one hand she strangled
A strong little boy.

Now in silence she lingers
Beside him all night
To wash her long fingers
In silvery light.

Невозможно не вспомнить "Лесного царя" Гете. Вновь природа по-своему отображает происходящее. Убийцей выступает сама водная стихия. Если у Ольхового короля корона и хвост, у моря - белые, как молоко, зубы, шелка, золотой плащ, светлые волосы и длинные пальцы. Она тоже обольшает жертву, а дальше использует насилие. Гетевская загадка смерти исчезает, здесь речь об утонувшем мальчике.

@темы: 20, w, english-american, wylie, elinor

---

[Lika_k]

John Donne
The Baite
Come live with me, and be my love,
And we will some new pleasures prove
Of golden sands, and crystal brooks,
With silken lines, and silver hooks.

There will the river whispering run
Warmed by thy eyes, more than the sun.
And there the'enamoured fish will stay,
Begging themselves they may betray.

When thou wilt swim in that live bath,
Each fish, which every channel hath,
Will amorously to thee swim,
Gladder to catch thee, than thou him.

If thou, to be so seen, be'st loth,
By sun, or moon, thou darkenest both,
And if myself have leave to see,
I need not their light, having thee.

Let others freeze with angling reeds,
And cut their legs, with shells and weeds,
Or treacherously poor fish beset,
With strangling snare, or windowy net:

Let coarse bold hands, from slimy nest
The bedded fish in banks out-wrest,
Or curious traitors, sleavesilk flies
Bewitch poor fishes' wandering eyes.

For thee, thou need'st no such deceit,
For thou thyself art thine own bait,
That fish, that is not catched thereby,
Alas, is wiser far than I.

@темы: d, 17, english-british, metaphysical poets

---

[Lika_k]

Elinor Wylie
Fire and Sleet and Candle-light
For this you’ve striven,
Daring, to fail:
Your sky is riven
Like a tearing veil.

For this, you’ve wasted
Wings of your youth;
Divined, and tasted
Bitter springs of truth.

From sand unslakèd
Twisted strong cords,
And wandered naked
Among trysted swords.

There’s a word unspoken,
A knot untied.
Whatever is broken
The earth may hide.

The road was jagged
Over sharp stones:
Your body’s too ragged
To cover your bones.

The wind scatters
Tears upon dust;
Your soul’s in tatters
Where the spears thrust.

Your race is ended—
See, it is run:
Nothing is mended
Under the sun.

Straight as an arrow
You fall to a sleep
Not too narrow
And not too deep.

(From “Still Colors” in Poetry, V. 18, No. 1, April 1921)

Название стихотворения взято из народной песни Lyke-Wake Dirge, в которой рассказывается о пути души от земли к Чистилищу (один из вариантов Fire and Fleet). Помимо прочего фраза является названием макабрического поэтического сборника (1961), в котором сама Элинор Уайли тоже публиковалась, но мне пока не удалось разобраться, что именно из ее произведений вошло в тот сборник.

Lyke-Wake Dirge Бриттен использовал для своей "Серенады для тенора, валторны и струнных.

Народная песня


This ae nighte, this ae nighte,
Every nighte and alle,
Fyre and slaete and candle-lighte,
And Christe receive thy saule.

When from hence away art past,
Every nighte and alle,
To Whinny-muir thou com'st at last;
And Christe receive thy saule.

If ever thou gavest hosen and shoon,
Every nighte and alle,
Sit thee down and put them on;
And Christe receive thy saule.

If hosen and shoon thou ne'er gav'st nane
Every nighte and alle,
The whinnes shall prick thee to the bare bane;
And Christe receive thy saule.

From Whinny-muir whence thou may'st pass,
Every nighte and alle,
To Brig o' Dread thou com'st at last;
And Christe receive thy saule.

From Brig o' Dread whence thou may'st pass, Every nighte and alle,
To Purgatory fyre thou com'st at last;
And Christe receive thy saule.

If ever thou gav'st meat or drink,
Every nighte and alle,
The fyre shall never make thee shrink;
And Christe receive thy saule.

If meat or drink thou ne'er gav'st nane,
Every nighte and alle,
The fyre will burn thee to the bare bane;
And Christe receive thy saule.

This ae nighte, this ae nighte,
Every nighte and alle,
Fyre and slaete* and candle-lighte,
And Christe receive thy saule. *slaete=slate/roof=house

Modern translation

См. также С. Маршак - "Песня нищих"

Бриттен:
Dirge from Serenade op. 31 Sir Peter Pears, Barry Tuckwell, London Symphony Orchestra & Benjamin Britten


Adrian Thompson - Tenor, Michael Thompson - Horn, Bournemouth Sinfonietta, David Lloyd-Jones


Полная запись серенады
Britten, Benjamin (1913-76) -composer
Ian Bostridge -tenor
Marie-Luise Neunecker -horn
Ingo Metzmacher -conductor
Bamberg Symphony Orchestra

Serenade (Op. 31):
I. Prologue 00:00
II. Pastoral 01:18
III. Nocturne 04:32
IV. Elegy 08:20
V. Dirge 12:40
VI. Hymn 16:11
VII. Sonnet 18:05
VIII.Epilogue 21:36

@темы: music, english, b, middle ages, links, 20, youtube, w, english-american, english-british, wylie, elinor

---

[Lika_k]

Thomas Hood
The Song of the Shirt
With fingers weary and worn,
With eyelids heavy and red,
A woman sat, in unwomanly rags,
Plying her needle and thread--
Stitch! stitch! stitch!
In poverty, hunger, and dirt,
And still with a voice of dolorous pitch
She sang the "Song of the Shirt."
"Work! work! work!
While the cock is crowing aloof!
And work--work--work,
Till the stars shine through the roof!
It's Oh! to be a slave
Along with the barbarous Turk,
Where woman has never a soul to save,
If this is Christian work!

"Work--work--work
Till the brain begins to swim;
Work--work--work
Till the eyes are heavy and dim!
Seam, and gusset, and band,
Band, and gusset, and seam,
Till over the buttons I fall asleep,
And sew them on in a dream!

"Oh, Men, with Sisters dear!
Oh, men, with Mothers and Wives!
It is not linen you're wearing out,
But human creatures' lives!
Stitch--stitch--stitch,
In poverty, hunger and dirt,
Sewing at once, with a double thread,
A Shroud as well as a Shirt.

"But why do I talk of Death?
That Phantom of grisly bone,
I hardly fear its terrible shape,
It seems so like my own--
It seems so like my own,
Because of the fasts I keep;
Oh, God! that bread should be so dear,
And flesh and blood so cheap!

"Work--work--work!
My labour never flags;
And what are its wages? A bed of straw,
A crust of bread--and rags.
That shatter'd roof--and this naked floor--
A table--a broken chair--
And a wall so blank, my shadow I thank
For sometimes falling there!

"Work--work--work!
From weary chime to chime,
Work--work--work--
As prisoners work for crime!
Band, and gusset, and seam,
Seam, and gusset, and band,
Till the heart is sick, and the brain benumb'd.
As well as the weary hand.

"Work--work--work,
In the dull December light,
And work--work--work,
When the weather is warm and bright--
While underneath the eaves
The brooding swallows cling
As if to show me their sunny backs
And twit me with the spring.

"Oh! but to breathe the breath
Of the cowslip and primrose sweet--
With the sky above my head,
And the grass beneath my feet,
For only one short hour
To feel as I used to feel,
Before I knew the woes of want
And the walk that costs a meal!

"Oh! but for one short hour!
A respite however brief!
No blessed leisure for Love or Hope,
But only time for Grief!
A little weeping would ease my heart,
But in their briny bed
My tears must stop, for every drop
Hinders needle and thread!"

With fingers weary and worn,
With eyelids heavy and red,
A woman sat in unwomanly rags,
Plying her needle and thread--

Stitch! stitch! stitch!
In poverty, hunger, and dirt,
And still with a voice of dolorous pitch,--
Would that its tone could reach the Rich!--
She sang this "Song of the Shirt!"

1843

@темы: h, 19, english-british

---

[Lika_k]

Поль Фор
Эта девушка умерла, от любви умерла она.
Положили в землю её, а заря занималась, бледна.
Одиноко лежала она и нарядней была, чем весна.
Одиноко лежала в гробу и в могиле осталась одна,
А они, веселясь, ушли, чтобы радость испить до дна,
Распевая: «Своя судьба, видно, каждому суждена».
Эта девушка умерла, от любви умерла она,
А они все в поля ушли, чтоб собрать урожай сполна.

@темы: francaise, ф, 20