[Dichtung]

John Keats
Ode to Psyche
O Goddess! hear these tuneless numbers, wrung
By sweet enforcement and remembrance dear,
And pardon that thy secrets should be sung
Even into thine own soft-conched ear:
Surely I dreamt to-day, or did I see
The winged Psyche with awaken’d eyes?
I wander'd in a forest thoughtlessly,
And, on the sudden, fainting with surprise,
Saw two fair creatures, couched side by side
In deepest grass, beneath the whisp’ring roof
Of leaves and trembled blossoms, where there ran
A brooklet, scarce espied:

Mid hush'd, cool-rooted flowers, fragrant-eyed,
Blue, silver-white, and budded Tyrian,
They lay calm-breathing, on the bedded grass;
Their arms embraced, and their pinions too;
Their lips touch’d not, but had not bade adieu,
As if disjoined by soft-handed slumber,
And ready still past kisses to outnumber
At tender eye-dawn of aurorean love:
The winged boy I knew;
But who wast thou, O happy, happy dove?
His Psyche true!

O latest born and loveliest vision far
Of all Olympus’ faded hierarchy!
Fairer than Phoebe's sapphire-region’d star,
Or Vesper, amorous glow-worm of the sky;
Fairer than these, though temple thou hast none,
Nor altar heap’d with flowers;
Nor virgin-choir to make delicious moan
Upon the midnight hours;
No voice, no lute, no pipe, no incense sweet
From chain-swung censer teeming;
No shrine, no grove, no oracle, no heat
Of pale-mouth’d prophet dreaming.

O brightest! though too late for antique vows,
Too, too late for the fond believing lyre,
When holy were the haunted forest boughs,
Holy the air, the water, and the fire;
Yet even in these days so far retir’d
From happy pieties, thy lucent fans,
Fluttering among the faint Olympians,
I see, and sing, by my own eyes inspir’d.
So let me be thy choir, and make a moan
Upon the midnight hours;
Thy voice, thy lute, thy pipe, thy incense sweet
From swinged censer teeming;
Thy shrine, thy grove, thy oracle, thy heat
Of pale-mouth’d prophet dreaming.

Yes, I will be thy priest, and build a fane
In some untrodden region of my mind,
Where branched thoughts, new grown with pleasant pain,
Instead of pines shall murmur in the wind:
Far, far around shall those dark-cluster’d trees
Fledge the wild-ridged mountains steep by steep;
And there by zephyrs, streams, and birds, and bees,
The moss-lain Dryads shall be lull’d to sleep;
And in the midst of this wide quietness
A rosy sanctuary will I dress
With the wreath’d trellis of a working brain,
With buds, and bells, and stars without a name,
With all the gardener Fancy e’er could feign,
Who breeding flowers, will never breed the same:
And there shall be for thee all soft delight
That shadowy thought can win,
A bright torch, and a casement ope at night,
To let the warm Love in!

Джон Китс
Ода Психее
Услышь, богиня, звук негромких строк:
Долг сладостный и памяти заветы -
Исток их; и прости, что я изрек,
Пусть лишь тебе самой, твои секреты.
Я, верно, грезил - или увидал
Крылатую Психею бодрым оком?
Я безмятежно по лесу блуждал;
Вдруг, в изумленьи замерев глубоком,
Увидел пару дивную: рука
В руке, средь трав они лежали. Нежен
Был шепот крон в дыхании Зефира,
И шорох ручейка,
Где россыпь ароматная ярка:
Синь, белизна, тирийская порфира -
Они лежали средь травы, дыша
Спокойно, смежив длани, перья крылий;
Уста их врозь, но не раздельны были,
Разлучены лишь кратким сном, и вновь,
Когда заблещет Эос, их любовь
Свершится, в поцелуях без числа.
Узнал я без усилий
Юнца с крылами. Кто же с ним была?
Психея, ты ли?

О младшая из олимпийцев - нет
Милей тебя средь сонма их: чем Феба
Ты краше, что лучит сапфирный свет,
Чем Веспер, светлячок ночного неба.
Их краше ты - но где же храм тебе,
Алтарь, убор цветочный,
И хоры дев, в торжественной мольбе
Стенающих полночной?
Нет голоса, нет лютни, нет свечей,
Дымов в кадиле медном,
Священных рощ, оракулов, речей
Пророка с ликом бледным.

О светлая! Обета век прошел,
И век благочестивой чистой оды,
Когда был духов полон лес и дол,
Священны были воздух, огнь и воды;
Но я и днесь, богиня, узнаю,
Хоть миновали древние услады,
Тебя средь призрачных богов Эллады,
И, восхищен видением, пою.
Позволь же, чтобы стал я храм тебе,
Алтарь, убор цветочный,
Чтоб стал я хор, и пред тобой в мольбе
Склонился в час полночный,
Твоя свирель и лютня, свет свечей
И дым в кадиле медном,
Оракул, роща, жаркий пыл речей
Пророка с ликом бледным.

Я буду жрец, и я построю храм
В глубинах духа, в заповедных недрах:
Ветвистых мыслей боль и сладость там,
И ветер шелестит в них, словно в кедрах.
Вдали, вдали, в чащобах, полных мглы,
На диких склонах и хребтах лесистых,
Песнь ветра, птицы, ручейка, пчелы
Погрузят в сон Дриад деревьев мшистых.
Я посажу в тиши бескрайней той
Сад розовый святой,
Где плющ на сводах разума и чувства,
Бутоны, звезды без имен, ручьи -
Садовницы Фантазии искусство,
Цветы не сходны меж собою чьи.
И для тебя все неги в том чертоге,
Тенистой мысли плод:
Дверь в ночь открыта, факел на пороге,
Куда Любовь войдет!

пер. Шломо Крол (sentjao)