Искусствоед
Карлос Друммонд де Андраде
Наше время
Это время разъединенья, время
расчлененного человека.
Напрасно листаем тома,
странствуем и придаем себе лоск.
Час вожделенный крошится на мостовую.
Люди требуют мяса. Тепла. Ботинок.
Мало одних законов. Лилии не родятся
из законов. Мне имя — толпа.
Я расписываюсь на камне.
Исследую факты, но тебя не встречаю.
Где скрываешься, время, зыбкий синтез, залог
всех моих снов, спящий свет на веранде,
скрупулезная мелочь ссуды?
Ни один шепоток не взберется
ко мне на плечо — поведать
о городе целых людей.
Молчу, ожидаю, загадываю.
Вещи, возможно, становятся лучше.
И какая в них сила, в вещах!
Но я-то не вещь, и я восстаю.
Ищут русло во мне слова,
хриплые, жесткие,
гневные и упругие.
Но столько дней пролежали они под спудом,
что взрываются черев силу и почти потеряли смысл.
Пер. М. Самаева
Наше время
Это время разъединенья, время
расчлененного человека.
Напрасно листаем тома,
странствуем и придаем себе лоск.
Час вожделенный крошится на мостовую.
Люди требуют мяса. Тепла. Ботинок.
Мало одних законов. Лилии не родятся
из законов. Мне имя — толпа.
Я расписываюсь на камне.
Исследую факты, но тебя не встречаю.
Где скрываешься, время, зыбкий синтез, залог
всех моих снов, спящий свет на веранде,
скрупулезная мелочь ссуды?
Ни один шепоток не взберется
ко мне на плечо — поведать
о городе целых людей.
Молчу, ожидаю, загадываю.
Вещи, возможно, становятся лучше.
И какая в них сила, в вещах!
Но я-то не вещь, и я восстаю.
Ищут русло во мне слова,
хриплые, жесткие,
гневные и упругие.
Но столько дней пролежали они под спудом,
что взрываются черев силу и почти потеряли смысл.
Пер. М. Самаева