Искусствоед
Густаво Адольфо Беккер
Я не спал, я странствовал по краю,
где меняют вещи очертанья,
по пространствам тайным, создающим
между сном и бденьем расстоянье.
Мысли в молчаливом хороводе
в голове без устали мелькали
и, кружась в своем бесшумном танце,
постепенно танец замедляли.
Отблеск, проникающий снаружи,
все еще на веках сохранялся,
но сиял иначе мир видений -
изнутри он светом озарялся.
Я услышал, словно в дальнем храме
смутный шум, под сводами разлитый
в час, когда кончают прихожане,
прошептав "аминь", свои молитвы.
И меня по имени окликнул
чей-то голос, слабый и печальный,
и запахло сыростью и воском,
ладаном, потухшими свечами.
Ночь пришла; упав на дно забвенья,
я заснул; проснулся отчего-то
и вскричал: "Из тех, кого любил я,
этой ночью, верно, умер кто-то!"
пер. Н. Ванханен
Я не спал, я странствовал по краю,
где меняют вещи очертанья,
по пространствам тайным, создающим
между сном и бденьем расстоянье.
Мысли в молчаливом хороводе
в голове без устали мелькали
и, кружась в своем бесшумном танце,
постепенно танец замедляли.
Отблеск, проникающий снаружи,
все еще на веках сохранялся,
но сиял иначе мир видений -
изнутри он светом озарялся.
Я услышал, словно в дальнем храме
смутный шум, под сводами разлитый
в час, когда кончают прихожане,
прошептав "аминь", свои молитвы.
И меня по имени окликнул
чей-то голос, слабый и печальный,
и запахло сыростью и воском,
ладаном, потухшими свечами.
Ночь пришла; упав на дно забвенья,
я заснул; проснулся отчего-то
и вскричал: "Из тех, кого любил я,
этой ночью, верно, умер кто-то!"
пер. Н. Ванханен