Искусствоед
Eugenio Montale
L'Estate
L’ombra crociata del gheppio pare ignota
ai giovinetti arbusti quando rade fugace.
E la nube che vede? Ha tante facce
la polla schiusa.
Forse nel guizzo argenteo della trota
controcorrente
torni anche tu al mio piede fanciulla morta
Aretusa.
Ecco l’òmero acceso, la pepita
travolta al sole,
la cavolaia folle, il filo teso
del ragno su la spuma che ribolle –
e qualcosa che va e tropp’altro che
non passerà la cruna…
Occorrono troppe vite per farne una.
Эудженио Монтале
Лето
Крест пустельги скользит по земле в пробеле
между кустов отрешенных. А что облака?
Тысчи лиц на веку родника.
Память — обуза!
Может, серебряным извивом форели
на быстрине
снова ко мне возварщаешься, мертвая дева, — ты,
Аретуза.
Вот золотое плечо в ореле
солнечных бырз,
белая бабочка, нить над водою —
путь паука, протянувшийся вниз...
Что — невелимка, а что подавляет
величиной...
Сколько разрозненных жизней ради одной!
пер. Евг. Солонович
L'Estate
L’ombra crociata del gheppio pare ignota
ai giovinetti arbusti quando rade fugace.
E la nube che vede? Ha tante facce
la polla schiusa.
Forse nel guizzo argenteo della trota
controcorrente
torni anche tu al mio piede fanciulla morta
Aretusa.
Ecco l’òmero acceso, la pepita
travolta al sole,
la cavolaia folle, il filo teso
del ragno su la spuma che ribolle –
e qualcosa che va e tropp’altro che
non passerà la cruna…
Occorrono troppe vite per farne una.
Эудженио Монтале
Лето
Крест пустельги скользит по земле в пробеле
между кустов отрешенных. А что облака?
Тысчи лиц на веку родника.
Память — обуза!
Может, серебряным извивом форели
на быстрине
снова ко мне возварщаешься, мертвая дева, — ты,
Аретуза.
Вот золотое плечо в ореле
солнечных бырз,
белая бабочка, нить над водою —
путь паука, протянувшийся вниз...
Что — невелимка, а что подавляет
величиной...
Сколько разрозненных жизней ради одной!
пер. Евг. Солонович