[Lika_k]

John Keats
Ode to a Nightingale
My heart aches, and a drowsy numbness pains
My sense, as though of hemlock I had drunk,
Or emptied some dull opiate to the drains
One minute past, and Lethe-wards had sunk:
'Tis not through envy of thy happy lot,
But being too happy in thine happiness,—
That thou, light-winged Dryad of the trees
In some melodious plot
Of beechen green, and shadows numberless,
Singest of summer in full-throated ease.

O, for a draught of vintage! that hath been
Cool'd a long age in the deep-delved earth,
Tasting of Flora and the country green,
Dance, and Provençal song, and sunburnt mirth!
O for a beaker full of the warm South,
Full of the true, the blushful Hippocrene,
With beaded bubbles winking at the brim,
And purple-stained mouth;
That I might drink, and leave the world unseen,
And with thee fade away into the forest dim:

Fade far away, dissolve, and quite forget
What thou among the leaves hast never known,
The weariness, the fever, and the fret
Here, where men sit and hear each other groan;
Where palsy shakes a few, sad, last gray hairs,
Where youth grows pale, and spectre-thin, and dies;
Where but to think is to be full of sorrow
And leaden-eyed despairs,
Where Beauty cannot keep her lustrous eyes,
Or new Love pine at them beyond to-morrow.

Away! away! for I will fly to thee,
Not charioted by Bacchus and his pards,
But on the viewless wings of Poesy,
Though the dull brain perplexes and retards:
Already with thee! tender is the night,
And haply the Queen-Moon is on her throne,
Cluster'd around by all her starry Fays;
But here there is no light,
Save what from heaven is with the breezes blown
Through verdurous glooms and winding mossy ways.

I cannot see what flowers are at my feet,
Nor what soft incense hangs upon the boughs,
But, in embalmed darkness, guess each sweet
Wherewith the seasonable month endows
The grass, the thicket, and the fruit-tree wild;
White hawthorn, and the pastoral eglantine;
Fast fading violets cover'd up in leaves;
And mid-May's eldest child,
The coming musk-rose, full of dewy wine,
The murmurous haunt of flies on summer eves.

Darkling I listen; and, for many a time
I have been half in love with easeful Death,
Call'd him soft names in many a mused rhyme,
To take into the air my quiet breath;
Now more than ever seems it rich to die,
To cease upon the midnight with no pain,
While thou art pouring forth thy soul abroad
In such an ecstasy!
Still wouldst thou sing, and I have ears in vain—
To thy high requiem become a sod.

Thou wast not born for death, immortal Bird!
No hungry generations tread thee down;
The voice I hear this passing night was heard
In ancient days by emperor and clown:
Perhaps the self-same song that found a path
Through the sad heart of Ruth, when, sick for home,
She stood in tears amid the alien corn;
The same that oft-times hath
Charm'd magic casements, opening on the foam
Of perilous seas, in faery lands forlorn.

Forlorn! the very word is like a bell
To toll me back from thee to my sole self!
Adieu! the fancy cannot cheat so well
As she is fam'd to do, deceiving elf.
Adieu! adieu! thy plaintive anthem fades
Past the near meadows, over the still stream,
Up the hill-side; and now 'tis buried deep
In the next valley-glades:
Was it a vision, or a waking dream?
Fled is that music:—Do I wake or sleep?

Джон Китс
Ода соловью
Боль в сердце, чувства - в онеменьи сна,
Как будто я болиголова сок
Испил, иль мрачный опиат - до дна.
В летейский погружаюсь я поток.
Нет, не ревную к радости твоей -
Твоим я счастьем переполнен сам,
Дриада легкокрылая дерев:
Из буковых ветвей,
Теней и листьев, мчится по лесам
Твой летний, легкий, во весь глас, напев.

О, если б чашу древнего вина
Прохладный погреб недр земных исторг!
Что вкуса Флоры, вкуса трав полна,
В ней песнь Прованса, пляска, и восторг.
О, чашу южного тепла - чиста
В нем Иппокрена, истины ручей,
Искрящийся, шипящий у каймы -
В ней обагрить уста,
Пить, чтобы стал мне мир невидим сей,
Исчезнуть, в лес с тобой умчаться, полный тьмы.

Исчезнуть, раствориться и забыть
То, что тебе, в листве, не знать вовек:
Усталость, пыл, беду, что не избыть
Здесь, где живет в стенаньях человек,
Где немощь сотрясает старика,
Бледнеет, гибнет юность, истончась,
Где в каждом размышленьи - скорбный рок,
Свинцовая тоска,
Где Красота сияет лишь на час
И новая Любовь - на краткий срок.

Прочь! Прочь! Меня из сей юдоли зла
Умчит не упряжь барсов Вакха, но
Поэзии незримые крыла,
Пускай сознание оглушено.
Вот, я уже с тобой! И ночь нежна,
На свой престол взошла Луна в ночи,
И вкруг нее вся свита звездных Фей.
А здесь темна
Глухая чаща, лишь с небес лучи
Приносит ветерок сквозь мглу ветвей.

Не вижу я цветов у ног моих,
Ни тех, чей запах дерева струят,
Но, в благовонной тьме, я чую их,
Угадываю каждый аромат:
Вот заросли, трава, вот плод-дичок,
Боярышника аромат вокруг,
Фиалки, в прелых скрытые листах,
И Мая дщерь - цветок
Пьянящей розы мускусной, и звук
Жужжанья летней мошкары в кустах.

Я вслушиваюсь в тьму. Как часто я
Полувлюблен был в ласковую Смерть,
Молил, чтоб дух мой длань Небытия
В воздушную забрала круговерть;
Сильней, чем прежде, Смерть манит сейчас:
Пускай без боли в полночь сгинет дух
Под песнь, что сердце птахи источит,
И в ней такой экстаз!
Ты будешь петь, а мой иссякнет слух,
Твой реквием над перстью зазвучит.

Ты ж, птаха, не для смерти рождена
И над тобой не властен Рока глад,
Король и шут в былые времена
Внимали сей же, что я нынче, лад.
Быть может, в сердце проникал сей глас
Печальной Руфи, плачущей вдали
От родины, у чуждого жнивья;
И чаровал не раз
Врата сокрытой средь пучин земли,
Окно в край фей и в страны забытья.

Да, забытье! Как колокольный бой
Мне это слово. Волшебству конец.
Прощай, обман фантазии! С тобой
Мне было сладостно, о эльф-хитрец.
Прощай, прощай! Унылый гимн исчез,
Чрез луг, за реку скрылся, где крута
Холмистая тропа; он погребен
Там, где соседний лес.
Виденье это было иль мечта?
И музыка ушла: то явь иль сон?

пер. Шломо Крол (sentjao)

@темы: k, 19, english-british, к (rus), krol, shlomo (sentjao)