Искусствоед
Чеслав Милош
На берегу реки
Реализм
Наши дела не так плохи, если мы можем
Любить голландскую живопись. Это значит
Что, слыша рассказ, повторяемый сто, двести лет,
Мы пожимаем плечами. Хоть и лишились
Части былой уверенности. И согласны,
Что дерево за окном, которое вроде бы есть,
Всего лишь изображает древесность и зелень,
И что язык проигрывает пучкам молекул.
Но именно здесь хлеб, цинковое блюдо,
Лимон с полуочищенной кожурой, орехи
Хранятся так прочно, что трудно в это не верить.
И посрамлено абстрактное искусство,
Хотя другого мы и недостойны.
Поэтому вступаю в эти пейзажи,
Под хмурое небо, пронзенное лучами.
Где среди темных равнин мерцает пятнышко света.
Или на берег залива, где домики, лодки
И на лбду желтоватом маленькие фигурки.
Все это вечно есть, ибо когда-то было,
Мгновение существуя и исчезая.
Блеск (совершенно непостижимый)
Озаряет свалку, потрескавшуюся стену,
Кафтаны бедняков и пол в харчевне,
Метелку и поднос с окровавленной рыбой.
Радуйся, благодари! И я подал голос,
Соединившись с их многоголосым хором
Среди колетов, брыжей, атласных юбок,
Уже один из них, в небытие ушедших.
И возносилась песнь, словно дым кадила.
пер. Ник. Кузнецов
На берегу реки
Реализм
Наши дела не так плохи, если мы можем
Любить голландскую живопись. Это значит
Что, слыша рассказ, повторяемый сто, двести лет,
Мы пожимаем плечами. Хоть и лишились
Части былой уверенности. И согласны,
Что дерево за окном, которое вроде бы есть,
Всего лишь изображает древесность и зелень,
И что язык проигрывает пучкам молекул.
Но именно здесь хлеб, цинковое блюдо,
Лимон с полуочищенной кожурой, орехи
Хранятся так прочно, что трудно в это не верить.
И посрамлено абстрактное искусство,
Хотя другого мы и недостойны.
Поэтому вступаю в эти пейзажи,
Под хмурое небо, пронзенное лучами.
Где среди темных равнин мерцает пятнышко света.
Или на берег залива, где домики, лодки
И на лбду желтоватом маленькие фигурки.
Все это вечно есть, ибо когда-то было,
Мгновение существуя и исчезая.
Блеск (совершенно непостижимый)
Озаряет свалку, потрескавшуюся стену,
Кафтаны бедняков и пол в харчевне,
Метелку и поднос с окровавленной рыбой.
Радуйся, благодари! И я подал голос,
Соединившись с их многоголосым хором
Среди колетов, брыжей, атласных юбок,
Уже один из них, в небытие ушедших.
И возносилась песнь, словно дым кадила.
пер. Ник. Кузнецов
Adriaen Coorte - Still Life with Strawberries, Gooseberries and Asparagus, 1703
