[Lika_k]

25.11.2013 в 21:50

Пишет  Нэт Старбек:

В залежах викторианской поэзии нашла себе Августу Вебер, очень созвучную:

Poor little diary...

Poor little diary, with its simple thoughts,
its good resolves, its “Studied French an hour,”
"Read Modern History," "Trimmed up my grey hat,"
"Darned stockings," "Tatted," "Practised my new song,"
"Went to the daily service," "Took Bess soup,"
"Went out to tea." Poor simple diary!
and did I write it? Was I this good girl,
this budding colourless young rose of home?
did I so live content in such a life,
seeing no larger scope, nor asking it,
than this small constant round — old clothes to mend,
new clothes to make, then go and say my prayers,
or carry soup, or take a little walk
and pick the ragged-robins in the hedge?
Then for ambition, (was there ever life
that could forego that?) to improve my mind
and know French better and sing harder songs;
for gaiety, to go, in my best white
well washed and starched and freshened with new bows,
and take tea out to meet the clergyman.
No wishes and no cares, almost no hopes,
only the young girl’s hazed and golden dreams
that veil the Future from her.

So long since:
and now it seems a jest to talk of me
as if I could be one with her, of me
who am …… me.

A Castaway (extract)

@темы: repost, victorian, w, 19, english-british

---

[Lika_k]

Карл-Эмиль Инглунд
Забытый поэт
Когда пришли за ним смерть и мрак,
никто его не знал.
То, что успел он написать,
была как черточка в ледяном пространстве.
Но однажды в мягкий летний день,
когда ласточка режет крыльями облака,
тишина сотрет тишину
и рассыплет цветы над его могилой...

пер. И. Бочкарева

(Swedish)

@темы: scandinavian, 20, svenska

---

[Lika_k]

Иосиф Бродский
Ноябрьским днем, когда защищены
от ветра только голые деревья,
а все необнаженное дрожит,
я медленно бреду вдоль колоннады
дворца, чьи стекла чествуют закат
и голубей, слетевшихся гурьбою
к заполненным окурками весам
слепой богини.
Старые часы
показывают правильное время.
Вода бурлит, и облака над парком
не знают толком что им предпринять,
и пропускают по ошибке солнце.
1967

@темы: б, 20, brodsy, joseph, russian

---

[Lika_k]

Antonio Machado
Weak rhymes that fall on verbs
and time-words, these are the strong ones.
Noun and adjective
are backwaters in the clear stream,
incidental to the verb
in the lyric grammar
of Today on the way to Tomorrow,
of Yesterday that is Still.
(from My Portfolio, verse VII. 1924)

trans. Alan S. Trueblood.

@темы: espanol, m, 20

---

[Lika_k]

Ян Якоб Слауэрхоф (1898—1936)
Корабль дураков
Средь моря наше призрачное судно
в тумане заблудилось. С этих пор
Мы поняли, что разум — сущий вздор,
что вспоминать о прошлом безрассудно.

Да что там смерть — игра пошла почище:
мы бесконечный завели картёж,
ещё у нас имелся табачище
убийственный, затянешься — уснёшь.

И женщина, которая хотела,
чтоб очередью и по доброй воле
мы шли на зов её нагого тела —
как соблюдали вахту мы дотоле.

Картографической татуировкой
Весь торс её сверкал и напрягался, —
она сердилась, если мы неловко
не совершали выгодного галса.

Две глобуса разъятых половинки
её грудей являла нагота;
поверх сосков, студёных, словно льдинки,
всегда была в снегу её фата.

Но, повторяя путь по многу раз,
её пресытить мы бессильны были,—
и в ярости она честила нас:
“Нет, не во мне вам место, а в могиле!”

Мы ухмылялись. “Вправду, Мессалина.
В могилку хочет гвардия твоя,
но нас не примут ни песок, ни глина —
придется быть добычей воронья!”

И был таков её ответ на шутки:
“Уж я-то знаю — есть мужик могутный,
как раз погостный сторож; так что — дудки!
Ловите ветер, сволочи, попутный!”

Идея очень полюбилась нам:
судьба способна, значит, на уступки!
Посудина помчалась по волнам,
утихли свары, и погасли трубки.

Так плыли мы, едва ли не века,
решительно не ведая — куда;
но стала жёлтой за бортом вода,
земля — мы поняли — недалека.

Вверх по реке был наш подъём непрост,
сплетались в ней жгуты древесных жил,—
но наконец-то нам предстал погост,
а рядом сторож в самом деле жил.

При удочке, над глинистым затоком,
он восседал — с седою головой.
Он ухо сына старшего брелоком
привесил на цепочке часовой.

Он рявкнул нам: “Здесь больше нет ни пяди!
И захочу, так не смогу помочь!
Забито всё, что спереди, что сзади!
Себе ни метра нет!.. Плывите прочь!”

Он обменялся взглядом с нашей бабой,
замолк, привстал, забыв про поплавок,
и, черепом тряся на шее слабой,
пошел к ограде отпирать замок.

(Нам представлялся ряд сравнений шалый:
Отелло с Дездемоной? Или нет, —
нет, Гретхен с Мефистофелем, пожалуй.
Нет, не видал подобной пары свет!)

Мы, вожделея, ожидали тупо;
вот, обнажаясь под блистаньем звезд,
она пошла в объятья полутрупа,
открыв для нас дорогу на погост.

Мы поползли, пытаясь меж надгробий
найти хотя бы фут пустой земли,
скелеты вороша и воя в злобе:
мы для себя ни дюйма не нашли,—

и возвратились, и пришла усталость.
А ей на память о могутном муже
одно лишь смертное тавро осталось;
он вновь сидел, держа уду всё ту же.

И мы постигли жизненный итог,
вползли по трапу и ушли в туман,—
мы поняли, что слишком жаден Бог,
чтоб дать покой нам, — только океан

он отдает нам, синий и пустой,
и женщину, что спорить с Ним решилась,—
мы — слуги моря, слуги шлюхи той,
что нам одна явить хотела милость.

Пер. Евг. Витковский

@темы: 20, nederlands, с (rus)

---

[Lika_k]

Christine Lavant
Wenn du mich einlaesst, bevor deine Haehne erwachen,
werde ich dienen fuer dich in den knoechernen Haus,
will die Herztrommel schlagen, den Atem dir schoepfen
und dreimal die geistliche Rose begiessen
am Morgen, am Mittag, am Abend.

Wenn du mich einlaesst, bevor meine Augen verbrennen,
schmelze ich drinnen fuer dich dein Spiegelbild frei
und mach es zum Koenig ueber die Engel
und schlage es Gott als sein Ebenbild vor
voll Glauben, voll Hoffnung, voll Liebe.

Wenn du mich einlaesst, bevor meine Fluegel zerbrechen,
koepfe ich neunmal fuer dich mit der Schlange den Tod,
grab die Gramwurzel aus und esse sie selber
und hole dir dann aus dem Sonnengeflecht
das Brot, den Wein und die Taube.

Christine Lavant
Let me in before your cockerel wakes
and I will serve you in the house of bones,
beat the heart's drum, create your breath
and water the sacred rose three times,
morning, noon, and evening.

Let me in before my eyes burn,
and I will melt your reflection free
and make it king over angels
and offer it to God as his likeness
full of belief, full of hope, full of love.

Let me in before my wings break
and I will behead the snake of death nine times,
unearth sorrow's root, eat it myself
and bring out of the sun's mesh
bread for you, wine, and the dove.

tr. by David Chorlton.

@темы: 20, deutsche-oesterreichisch, l

---

[Lika_k]

Rainer Maria Rilke
Herbsttag
Herr: es ist Zeit. Der Sommer war sehr groß.
Leg deinen Schatten auf die Sonnenuhren,
und auf den Fluren laß die Winde los.

Befiel den letzten Früchten voll zu sein;
gib ihnen noch zwei südlichere Tage,
dränge sie zur Vollendung hin und jage
die letzte Süße in den schweren Wein.

Wer jetzt kein Haus hat, baut sich keines mehr.
Wer jetzt allein ist, wird es lange bleiben,
wird wachen, lesen, lange Briefe schreiben
und wird in den Alleen hin und her
unruhig wandern, wenn die Blätter treiben.

Рильке
Осенний день
Да завершится летний зной, — пора,
Всевышний, брось густую тень на гномон,
в замолкший гомон пашен кинь ветра.

Плодам последним подари тепло
календ осенних, солнечных, отрадных,
и сделай сладость гроздий виноградных
вином, что так темно и тяжело.

Бездомному — уже не строить дом,
покинутому — счастья ждать не надо;
ему осталась горькая услада:
писать посланья, и в саду пустом
бродить, и ждать начала листопада.

Пер. Е. Витковский

Rainer Maria Rilke
Autumn Day
Lord, it is time. The summer was very big.
Lay thy shadow on the sundials,
and on the meadows let the winds go loose.

Command the last fruits that they shall be full;
give them another two more southerly days,
urge them on to fulfillment and drive
the last sweetness into heavy wine.

Who has no house now, will build him one no more.
Who is alone now, long will so remain,
will wake, read, write long letters
and will in the avenues to and fro
restlessly wander, when the leaves are blowing.

transl. M. D. Herter Norton

Rainer Maria Rilke
Autumn Day
Lord: it is time. The summer was great.
Lay your shadows onto the sundials
and let loose the winds upon the fields.

Command the last fruits to be full,
give them yet two more southern days,
urge them to perfection, and chase
the last sweetness into the heavy wine.

Who now has no house, builds no more.
Who is now alone, will long remain so,
will stay awake, read, write long letters
and will wander restlessly here and there
in the avenues, when the leaves drift.

transl. by J. Mullen:

Rainer Maria Rilke
Autumn Day
Lord, it’s time. The summer overwhelmed us.
Allow your shadow fall on the sundials
and let the winds roam all over the fields.

Command the last fruits: they should fully ripen,
and give them two more southern sunny days,
to reach perfection gathering
the last nectar into the heavy grapes.

Who hasn't built his home yet, he will never build it.
Who maybe alone now, by himself he will be
without sleep, and reading, on long letters musing,
and aimlessly walking on paths nowhere leading
when in withered gardens the dead leaves are dancing.

transl. by Dr. Gabriel Pinter

Rainer Maria Rilke
Autumn Day
Lord: it is time. The summer was immense.
Lay your long shadows on the sundials,
and on the meadows let the winds go free.

Command the last fruits to be full;
give them just two more southern days,
urge them on to completion and chase
the last sweetness into the heavy wine.

Who has no house now, will never build one.
Who is alone now, will long remain so,
will stay awake, read, write long letters
and will wander restlessly up and down
the tree-lines streets, when the leaves are drifting.

transl. by Edward Snow

Rainer Maria Rilke
Autumn Day
Lord, it is time. Let the great summer go,
Lay your long shadows on the sundials,
And over harvest piles let the winds blow.

Command the last fruits to be ripe;
Grant them some other southern hour,
Urge them to completion, and with power
Drive final sweetness to the heavy grape.

Who's homeless now, will for long stay alone.
No home will build his weary hands,
He'll wake, read, write letters long to friends
And will the alleys up and down
Walk restlessly, when falling leaves dance.

transl. by Guntram Deichsel

Rainer Maria Rilke
Autumn Day
Lord: it's time. The summer was magnificent.
Lay your shadows upon the sun-dials
and o'er the isles allow your winds to vent.

Command the final fruits to be full and fine;
give them two more days in the southern sun,
push them to completion and then run
the last sweetness through the heavy wine.

He who now has no house, will build one never.
He who is alone, will long so remain,
will awaken, read, lengthy letters pen
and in the lanes will forever
restlessly wander, when the leaves are driven.

transl. by Doug Sutton


Rainer Maria Rilke
October Day
Oh Lord, it's time, it's time. It was a great summer.
Lay your shadow now on the sundials,
and on the open fields let the winds go!

Give the tardy fruits the command to fill;
give them two more Mediterranian days,
drive them on into their greatness, and press
the final sweetness into the heavy wine.

Whoever has no house by now will not build.
Whoever is alone now, will remain alone,
will wait up, read, write long letters,
and walk along sidewalks under large trees,
not going home, as the leaves fall and blow away.

transl. by Robert Bly

@темы: 20, rilke, deutsche-oesterreichisch, р (rus), r

---

[Lika_k]

Ted Hughes
Crow Blacker Than Ever
When God, disgusted with man,
Turned towards heaven.
And man, disgusted with God,
Turned towards Eve,
Things looked like falling apart.

But Crow… Crow
Crow nailed them together,
Nailing Heaven and earth together -

So man cried, but with God’s voice.
And God bled, but with man’s blood.

Then heaven and earth creaked at the joint
Which became gangrenous and stank -
A horror beyond redemption.

The agony did not diminish.

Man could not be man nor God God.

The agony

Grew.

Crow

Grinned

Crying: ‘This is my Creation,'

Flying the black flag of himself.

@темы: 20, h, english-british

---

[Lika_k]

Чхве Чхивон (857 ?)
Осенней ночью в дождь
Осенние ветры подули,
тоскую, читаю стихи.
Как мало друзей
на дорогах мира!
У меня за окном
уж настала ночь, и дождь.
Я сижу у свечи,
а душа так далеко отсюда.

Пер. А. Ф. Троцевич

(Korean)

@темы: korean, ч, middle ages, eastern, 9

---

[Lika_k]

Antero de Quental
The Unconscious One
There's a familiar specter walks with me
Whose form I sometimes look on with disgust;
Again, I follow him with eager trust.
His face withal he never lets me see.

An ancient specter, mute and grave, is he,
And seems to wish that nothing be discussed.
Often, before that figure primly just,
I ope my lips — and close them hastily.

Once only dared I question him, and then
With beating heart: "Who art thou, I implore.
Phantom whose sight I loathe and love the same?"

"Thy kin," he said, "conceited sons of men,
Have called me God ten thousand years and more.
But, for myself, I do not know my name."

tr. by S. Griswold Morley.

@темы: portuguese, q, 19

---

[Lika_k]

Сесар Вальехо
Завтра, мати, приду в Сантьяго
захлебнуться твоими слезами.
Горький опыт мой за плечами,
блеск фальшивый на боль нанизан.
Там, под аркой твоей тревоги,
у подножья босых печалей,
меня встретит пустынный дворик
шоколадной резьбой карниза.
Меня встретит в пустом коридоре
добродушно-скуластое кресло —
мой наставник, вечно кряхтевший
от проворных ягодиц детства.
Для тебя я собрал по крохам
мои самые чистые ласки!
Слышишь, как захрапела дорога?
Слышишь, гикнуло утро? Скорей!
Губы горнов закушены страстно!
Я твой символ любви
для земных пустырей
отливаю в пустотах пространства!
О немые воланы, ведите,
все сводя путеводные нити,
все свиданья, до боли не те!
Так, бессмертная мертвая… Так…
За двойные врата твоей крови,
куда входят, склонясь головою,
на носочках, настолько неслышно,
что отец, перед тем как вошел,
так притих, что уменьшился вдвое,
ставши первым твоим малышом…
Так, бессмертная мертвая… Вниз,
в базилику костей твоих вечных,
где и плач не погасит очаг,
где и кончиком пальца
не тронет Судьба…
Так, бессмертная мертвая.
Так!

Пер. А. Гелескул

@темы: 20, в, latinoamericano

---

[Lika_k]

Emily Dickinson
Death sets a thing significant
The eye had hurried by,
Except a perished creature
Entreat us tenderly

To ponder little workmanships
In crayon or in wool,
With “This was last her fingers did,”
Industrious until

The thimble weighed too heavy,
The stitches stopped themselves,
And then ’t was put among the dust
Upon the closet shelves.

A book I have, a friend gave,
Whose pencil, here and there,
Had notched the place that pleased him,–
At rest his fingers are.

Now, when I read, I read not,
For interrupting tears
Obliterate the etchings
Too costly for repairs.

@темы: d, 19, english-american, dickinson, emily

---

[Lika_k]

Charles Causley
Lord Lovelace
Lord Lovelace rode home from the wars,
His wounds were black as ice,
While overhead the winter sun
Hung out its pale device.

The lance was tattered in his hand,
Sundered his axe and blade,
And in a bloody coat of war
Lord Lovelace was arrayed.

And he was sick and he was sore
But never sad was he,
And whistled bright as any bird
Upon an April tree.

‘Soon, soon,’ he cried, ‘at Lovelace Hall
Fair Ellen I shall greet,
And she with loving heart and hand
Will make my sharp wounds sweet.

‘And Young Jehan the serving-man
Will bring the wine and bread,
And with a yellow link will light
Us to the bridal bed.’

But when he got to Lovelace Hall
Burned were both wall and stack,
And in the stinking moat the tower
Had tumbled on its back.

And none welcomed Lord Lovelace home
Within the castle shell,
And ravaged was the land about
That Lord Lovelace knew well.

Long in his stirrups Lovelace stood
Before his broken door,
And slowly rode he down the hill
Back to the bitter war.

Nor mercy showed he from that day,
Nor tear fell from his eye,
And rich and poor both fearful were
When Black Lovelace rode by.

This tale is true that now I tell
To woman and to man,
As Fair Ellen is my wife’s name
And mine is Young Jehan.


Чарльз Косли
Лорд Ловлас
С войны вернулся лорд Ловлас
Весь шрамами покрыт.
В январском небе солнца диск
Висел как блеклый щит.

В боях изломано копье,
Зазубрен верный меч.
Доспех - в запекшейся крови
От голени до плеч.

Он занемог, он изнемог
Но грусти нет как нет.
Он, майской пташки веселей,
Насвистывал куплет.

"Меня в Ловлас-Маноре ждет
Прекрасная Эллен.
Ее заботливой рукой
Я буду исцелен.

Наш молодой слуга Жеан
Подаст вино и эль
И с факелом проводит нас
На брачную постель"

Что ж видит взор? Ловлас-манор
Разграблен и сожжен,
Горой камней в вонючий ров
Обрушился донжон.

Среди развалин - ни души
Обуглена стена
И вся окрестная земля
Врагом разорена.

Ловлас, привстав на стременах,
Промолвил: "Ну и ну!"
И медленно поехал прочь,
Обратно на войну.

С тех пор он жалости не знал
Храбрейший из вояк:
Его боялся как огня
Богатый и бедняк.

Я вам ручаюсь: мой рассказ -
Не сказка, не обман.
Эллен зовут мою жену,
А я зовусь Жеан.

Пер. Дж. Катара

@темы: c, 20, english-british, к (rus)

---

[Lika_k]

Georg Trakl
Ruh und Schweigen
Hirten begruben die Sonne im kahlen Wald.
Ein Fischer zog.
In härenem Netz den Mond aus frierendem Weiher.

In blauem Kristall
Wohnt der bleiche Mensch, die Wang' an seine Sterne gelehnt;
Oder er neigt das Haupt in purpurnem Schlaf.

Doch immer rührt der schwarze Flug der Vögel
Den Schauenden, das Heilige blauer Blumen,
Denkt die nahe Stille Vergessenes, erloschene Engel.

Wieder nachtet die Stirne in mondenem Gestein;
Ein strahlender Jüngling
Erscheint die Schwester in Herbst und schwarzer Verwesung.

(c)

Георг Тракль
Семигласие смерти
Покой и молчанье*
Пастухи закопали солнце в безлистом лесу.
Вытащил рыбак
Волосяной сетью луну из замерзающего пруда.

В синем кристалле
Живёт бледный человек - прислонился щекой
к своим звёздам;
или склоняет чело в пурпурном сне.

Не всегда черный полет птиц
Задевает созерцателя, святая святых синих цветов,
Заставляет думать близкую тишину забытого,
погасших ангелов.

Снова на ночь склоняется лоб в лунные камни;
Лучистый отрок** —
Возникает сестра в осени и чёрном тлении.

пер. В. Летучий

Георг Тракль
Покой и безмолвие
Пастухи зарыли солнце в нагом лесу.
Поднял рыбарь
Волосяною сетью месяц из стынущих вод.
В голубом кристалле
Обитает бледный жилец, приклонивший щеку к звездам;
Или он никнет главою в пурпурную дрему.
Но вновь окликает черное птичье круженье
Созерцателя, тайна цветов голубых,
Мысль безмолвия кличет забвенное, свет отсиявший.
Вновь поникает чело ко сну, в лунные скалы;
Как сияющий отрок,
Явилась сестра в ночи, в черном истлении.

(c) Пер. С. Аверинцев

* Ruh und Schweigen - отсылка к позднему стихотворению Гельдерлина "На смерть дитя" (Auf den Tod des Kindes):
...Ihr Eigentum ist Ruh und Schweigen,
Das Engeln auch zum Lob gereicht.
...И дар покоя и молчанья,
Что ангел впоаве восхвалить.

См. концовку стихотворения Тракля "Просветленная осень":
...И синь речная на прощанье
Картины чудные свои
Несет в покое и молчанье.

** В древних версиях сюэета, где мертвый жених приходит за чвоей невестой, их место занимали брат и сестра, а еще раньше - мать и сын.

@темы: т, t, links, 20, deutsche-oesterreichisch, trakl, georg

---

[Lika_k]

Жозе Гомес Феррейра
Привязан он к дереву,
расцветшему ало...

(Что это, не крест ли?)

Исхлестана плоть его
когтистою плетью...

(Он весь уже в язвах!)

Разодран лоб од крови
колючей проволокой...

(...терновой венец!)

Теперь умирать ему
средь волчьей равнины...

(Ведь это Голгофа!)

Но, слышите, это не бог!

Нет, там человек,
который умирает за других,
без воскрешенья, без рая!

Всего лишь человек,
с судьбою, безрадостной после смерти!

Всего лишь человек -
в Мновенье Ужасное
муки и мрака.

Всего лишь человек -
с расстрелянным богом в глазах!

Пер. Анат. Найман

@темы: portuguese, ф, 20

---

[Lika_k]

@темы: a, 20, 21, english-other, atwood, margaret

---

[Lika_k]

Сесар Вальехо
Когда наконец вернутся
эти взрослые, в котором часу?
Шесть ударов слепого Сантьяго, —
и на улице стало темно.
Мама сказала, что она не задержится.
Акедита, Натива, Мигель,
не ходите туда, где, гнусавя,
две минуты тому пронеслись
голосящие длинные тени
привидений. Вы слышите? Плещут
куры крыльями, так испугались,
неизвестно кого и когда.
Не ходите, останемся здесь.
Мама сказала, что она не задержится.
Нам не грустно. Давайте смотреть
на кораблики, — мой превосходен! —
мы сегодня играли, не ссорясь,
как положено, в праздник святого.
И в корабликах наших остались,
как положено, сласти на завтра.
Посидим вчетвером и покорно
подождем возвращения взрослых,
уходящих вперед беспощадно,
оставляющих нас так, как будто
мы не можем их сами покинуть.
Акедита, Натива, Мигель!
Я зову, я ищу в темноте, как слепой.
О, минуй, одиночество, братьев моих
и свали на меня этот камень сиротства.

Пер. Юннa Мориц

@темы: 20, в, latinoamericano

---

[Lika_k]

John McCrae
In Flanders Fields
In Flanders fields the poppies blow
Between the crosses, row on row,
That mark our place; and in the sky
The larks, still bravely singing, fly
Scarce heard amid the guns below.

We are the Dead. Short days ago
We lived, felt dawn, saw sunset glow,
Loved and were loved, and now we lie
In Flanders fields.

Take up our quarrel with the foe:
To you from failing hands we throw
The torch; be yours to hold it high.
If ye break faith with us who die
We shall not sleep, though poppies grow
In Flanders fields.
May 1915

@темы: c, m, 20, youtube, english-other

---

[Lika_k]

Хуан Рамон Хименес
В полях печально и пусто,
одни стога среди луга.
Ложится вечер осенний,
и пахнет сеном округа.
Проснулся плач соловьиный,
а сосны замерли сонно,
и стал так нежносиренев
над ними цвет небосклона.

Уводит следом за песней
меня тропа луговая,
и веет осенью песня,
Бог весть кого отпевая,

поет, как пела когда-то,
зовя ушедшего друга,
и падал вечер осенний,
и пахла сеном округа.

Пер. А. Гелескул

@темы: espanol, 20, х (rus)

---

[Lika_k]

Ray Bradbury
Beware the autumn people.
For some, autumn comes early, stays late, through life, where October follows September and November touches October and then instead of December and Christ’s birth there is no Bethlehem Star, no rejoicing, but September comes again and old October and so on down the years, with no winter, spring or revivifying summer.
For these beings, fall is the only normal season, the only weather, there be no choice beyond.
Where do they come from? The dust.
Where do they go? The grave.
Does blood stir their veins? No, the night wind.
What ticks in their head? The worm.
What speaks through their mouth? The toad.
What sees from their eye? The snake.
What hears with their ear? The abyss between the stars.
They sift the human storm for souls, eat flesh of reason, fill tombs with sinners. They frenzy forth. In gusts they beetle-scurry, creep, thread, filter, motion, make all moons sullen, and surely cloud all clear-run waters. The spider-web hears them, trembles—breaks.
Such are the autumn people.

Something Wicked This Way Comes (1962)

@темы: b, 20, english-american, mythology